— Ты никогда не задумывался над характерной для нашего времени оппозицией: интеллигент — бюрократ? А тема интересная, даже интригующая, можно сказать. Формально нынешний бюрократ — это тоже интеллигент: ромбик на лацкане, а то и ученая степень, какие–то там труды. Но, в сущности, они антиподы, враги. Интеллигент «пашет», а купоны стрижет бюрократ. Интеллигент ищет, изобретает, а плоды поисков и открытий присваивает себе бюрократ. Одному — нищета и ранний инфаркт, другому — карьера, чины и звания. Мудрено ли, что первых остается все меньше, а вторых плодится все больше. Формально наукой управляет государство, а на деле узурпировавший его функции бюрократ. Все мы сегодня его крепостные, его интеллигентные рабы. И рабами останемся, ибо страшно разобщены. «Честные люди у нас по обыкновению в раздоре и одиночестве, и только между плутами видится что–то похожее на дружбу и соединение».
— Да что говорить, — продолжал он, стоя, как распятый, с вытянутыми в стороны руками, — талант всегда был и будет зависим от посредственности — ибо он стремится к деянию, к творчеству, а посредственность только к власти. Даже если талантливый человек появляется на политическом поприще, он избирает путь реформ, смелых преобразований, а это тернистый путь. Тогда как посредственность занята только одним — как любыми путями захватить и упрочить господствующее положение, как покрепче удержать в своих руках власть.
Глаша отпустила его. Он сел к столу, взял чашку, поднес ко рту, но, увидев, что чашка уже пуста, недоумевающее посмотрел на нее и отставил в сторону.
— Одного не могу понять: на что они сами–то надеются? Они хотят, чтобы, застыв в оковах, не двигалась больше мысль, но при этом работали машины, крутились исправно турбины и полнились зерном закрома. Но ведь в основе–то всякого движения — полет свободной человеческой мысли. Останови ее — и рано или поздно все остановится, повсюду воцарится застой и распад. Вот послушай, что я выписал недавно из одной умной книжки.
Он открыл ящик стола, уверенно выхватил из вороха бумаг нужные листки, и, волнуясь, но отчетливо, стараясь донести все оттенки смысла, прочитал:
«Мы — специалисты исследования, анализа и измерения, мы — хранители и постоянные проверщики всех алфавитов, таблиц и методов, мы — клеймовщики духовных мер и весов. Спору нет, мы — еще и многое другое, но первая и важнейшая наша функция, та, из–за которой народ нуждается в нас и нас охраняет, — это держать в чистоте все источники знаний. В торговле, политике и мало ли где еще оказывается по-рой заслугой и гениальным решением выдать черное за белое, у нас — никогда… Приносить в жертву любым другим интересам, в том числе интересам родины, любовь к истине, интеллектуальную честность, верность законам и методам духа — это предательство… Ученый, который в роли оратора, автора, учителя сознательно говорит неправду, сознательно поддерживает ложь в фальсификацию, не только оскорбляет органические законы бытия, он, кроме того, вопреки злободневной видимости, приносит своему народу не пользу, а тяжкий вред, он отравляет ему воздух и землю, пишу и питье, ум и справедливость и помогает всем злым и враждебным силам, грозящим народу уничтожением».
— Ну что, сильно сказано?
Вранцов молча кивнул.
— Врезать бы это в каждую кафедру, с которой наш брат выступает, в каждый стол, за которым сидит!..
Везенин внезапно остановился, задумался, потирая лоб, потом пробормотал; «Извини, я сейчас», — присел к столу и начал что–то быстро записывать. Воспользовавшись этим, Глаша перевела разговор на другое — стала расспрашивать Вранцова о семье, о новой квартире, которую он с удовольствием описал. Подробно рассказал, какая планировка, отделка, упомянул паркет, чешскую сантехнику в ванной, просторную лоджию и балкон.
— Завидую вашей жене, — вздохнула она. — Такие удобства и сама себе хозяйка в квартире. А мы вот с соседями.
— Да, не лучший вариант, — посочувствовал он. — А соседи хоть ничего?
— Как вам сказать… — усмехнулась она.
— Соседи как соседи, — отрываясь от писания, вклинился Везенин. — Стопроцентные «совки». На меня смотрят как на убогого, — мол, чего ж ты полжизни учился, а Витька–сантехник вдвое больше тебя имеет, хоть восемь классов едва одолел. Простой незатейливый взгляд на вещи. Против этого трудно возразить, не подвергнув всестороннему анализу всю нашу политико–экономическую систему. Так что здесь я пас. Но иудство их мне не по нутру. С этим я никогда не соглашусь.