Стремительно летит лань, без устали гонится за ней Цотнэ. Цепочка крови на земле становится все явственнее, и княжич видит, что лань долго не выдержит, обессиленная, упадет и станет его добычей. Вот она опять кинулась в сторону, выскочила из густого леса, помчалась по кустарнику, между скал.
Цотнэ уже не разбирался в происходящем. Иногда он оказывался так близко от раненой лани, что казалось, можно протянуть руку и схватить ее, но от необычного возбуждения он забыл о цели преследования, осталось только необъяснимое желание бесконечно мчаться вот так, соревнуясь с раненым животным.
Долго продолжался стремительный бег двух существ. Но эти прыжки то вверх, то вниз, это продирание сквозь колючий кустарник наконец утомили охотника. Давало знать о себе и вино, голова не переставала кружиться.
Кустарник понемногу редел. Вместо отдельных невысоких скал появились неприступные утесы. Труднее стало следить за кровавым следом среди огромных, до неба вознесшихся громад. Пот ручьем льется с лица Цотнэ. Тяжело дыша бежит лань. Она лучше преследователя проскальзывает в знакомые ей расщелины. Но странным образом не отрывается от охотника, держит лишь его на расстоянии, чуть-чуть превышающем дальность полета стрелы. Знала бы она, что Цотнэ и в голову не приходит натянуть лук. Вот она все ближе и ближе. Сейчас упадет, обессиленная, и достанется торжествующему охотнику. На краю скалы мелькнули ее бурые бока и маленький черный хвостик. Цотнэ стремительно ринулся туда и закружил в растерянности. Только сейчас была здесь раненая лань. Дальше бежать она не могла — так куда же она делась? И цепочка красных капель оборвалась на камнях. Не сквозь землю же она провалилась. Или все же прыгнула вниз? Охотник подошел к краю пропасти, посмотрел и глубоко внизу, в зеленой, похожей на чашу котловине увидел работающих людей. А точнее монахов, черноризников. Их было много. Одни собирали плоды, другие ухаживали за лозами. На склонах, на окружающих котловину зеленых, пестрящих разноцветными цветами холмах, как грибы, стояли бесчисленные пчелиные ульи.
Воздух гудел от мириадов жужжащих пчел. Цотнэ казалось, что это не пчелы жужжат, а гудит сам нагретый солнцем воздух. Он проследил взором и выше холмов увидел вздымающуюся до небес отвесную островерхую скалу, а в ней множество отверстий, казавшихся отсюда маленькими. Но Цотнэ сразу понял, что это пещеры, что это и есть один из скальных монастырей. Правее в скале виднелась многоступенчатая, узкая, с поворотами, лестница. Она вела из зеленой долины к пещерам.
Цотнэ поглядел еще правее. Там вилась дорога, заканчиваясь у железных ворот.
Цотнэ, прыгая по скалам, побежал вниз. Послышался шум текущей воды,
Оглядевшись по сторонам, отрок увидел, как мощная струя воды выбивается из скалы, собираясь в небольшом бассейне. Переливаясь через край бассейна, вода превращалась в ручей, орошающий сады и виноградники. Цотнэ опустился перед ручьем на колени и вволю напился. Он пил бы еще, но вдруг услышал около себя незнакомый голос:
— Как ты здесь очутился? Откуда пришел? — Монах снял со спины корзину, полную плодов, и присел на камень. Взяв одно румяное яблоко, протянул отроку.
После целого дня утомительной погони Цотнэ проголодался и не заставил себя просить.
— Куда направляешься? — снова спросил монах, утирая потное лицо.
— А ты кто? — ответил Цотнэ вопросом на вопрос.
— Я недостойный послушник этого монастыря.
— В этих пещерах монастырь? А кто начальник?
— В монастырях начальников не бывает. Наш настоятель в миру был знаменитым одишским князем, эриставом эриставов и бывшим визирем великой Тамар — Вардан Дадиани.
— Вардан Дадиани? Бывший князь? — спросил Цотнэ с заметной тревогой в голосе.
— В миру был Вардан, а ныне зовется Кирионом. Знаменит наш настоятель своей святостью и усердием.
Цотнэ удивился. Сама судьба как видно привела его, сбившегося с дороги, к вратам того самого монастыря, о котором ему рассказывал Махаробел Кобалиа. Словно пудом Цотнэ оказался в обители своего дяди. Но это значит, что мечта его не исполнилась. Теперь он точно птица, попавшая в сеть. Завтра отец пришлет своих людей, и старший брат, в миру Вардан, а ныне игумен Кирион, собственноручно вернет отрока одишскому князю, чтобы навеки закрылся путь служения господу.
— Ты так и не ответил, откуда ты и к кому пришел?
Цотнэ очнулся от дум.
— Давно ты монахом в этом монастыре?
— Давно. Я был твоих лет, когда меня привели сюда.
Я рано осиротел, бездомного ребенка поручили монастырю.
— Кто тебя привел?
— Родственники.
— Господь не призывал тебя?
— Господь? Нет, господь не призывал.
— А мне приснился господь. Во сне я видел и этот монастырь. Господь спустился с облаков, коснулся меня и сказал: «Встань и следуй за мной».
— Правду говоришь? — монах разинул рот от удивления.
— Клянусь господом!
— Ты видел во сне этот монастырь?
— Этот самый... Эти пещеры. Этот родник и эту лестницу...
— Неужели?
— Давно уж я его видел, но не знал дороги, а то пришел бы сразу.
— А сейчас как добрался?
— Не поверишь... Точно в сказке... Я был на охоте. Меня привела сюда раненая лань, привела, а сама исчезла, точно ее поглотила скала. Не знаю, куда она делась.
— Воистину чудо! Куда она могла исчезнуть?! Но еще большее чудо, что раненая лань привела тебя к монастырю, на путь господен.
Монах очарованно глядел на незнакомого отрока, призванного самим господом. В его сознании Цотнэ уже был окружен ореолом святости.
— Раз на то воля господня, пойдем, я провожу тебя в монастырь. Игумен сейчас на вечерней молитве. Когда он закончит молитву, ему доложат о тебе. А пока пойдем, отдохнешь в моей скромной келье.
Монах взвалил корзину на спину.
— Следуй за мной.
В знак уважения он согнулся вдвое и пошел впереди отрока, призванного в монастырь самим господом.
Весть о том, что в обитель явился чудесный юноша, мгновенно распространилась по всему монастырю. Поглядеть на «святого» потянулись монахи со всех сторон. Они не решались зайти в келью, а тем более заговорить с пришельцем и лишь разглядывали издали да расспрашивали друг друга, а потом, переиначив и преувеличив, благоговейно пересказывали другим.
Доложили настоятелю.
Бывший визирь счел появление отрока за великую милость монастырю со стороны господа бога. Он приказал зажечь свечи и во главе всей братии с песнопением направился к уединенной келье. На пороге настоятель упал на колени и воздел руки к небу.
Озадаченный чрезмерным вниманием Цотнэ забился в угол.
Лицо торжественно молящегося игумена, озаренное мерцающим светом свечей, смутило отрока. Как грива старого льва, на плечи старца спускались седые волосы. Эта грива, судя по рассказам, была когда-то рыжей, каштановой. Так и есть, еще и теперь кое-где проглядывали красные волосы, а когда Кирион воздел руки к небу и поднял лицо, Цотнэ окончательно был пленен величественной внешностью старика. Настоятель закончил благодарственную молитву и направился к отроку.
Свечи слепили мальчика. Он испуганно оглядывался по сторонам и мечтал только о том, чтобы дядя не догадался, кто он, и не отправил бы обратно домой. Он надеялся на то, что дядя не узнает его. Главное — не проговориться. Настоятель отпустил монахов и остался с отроком наедине. Осторожно расспросил обо всем и внимательно выслушал всю историю о видении во сне, о преследовании лани и об исчезновении ее у скального обрыва.
— Это чудо, большое чудо! Поэтому все должны узнать о нем. Завтра же рано утром я сообщу обо всем одишскому князю и его супруге, накажу, чтоб явились вместе с приближенными и собственными глазами увидели тебя.