— Если мастера и простые ремесленники столь богаты, то, видно, в Венеции бедняков не осталось.
— Откуда им взяться, если богатства всего мира непрекращающимся потоком текут к властительнице морей — Венеции? — самодовольно сказал правитель города и показал рукой в сторону набережной. — Наши порты не справляются с разгрузкой приходящих со всех сторон кораблей. Если и остались где-нибудь золото, драгоценности или произведения искусства, то все их свозят в Венецию. Мастера не успевают подбирать место для их размещения, дабы сделать достоянием города.
Цотнэ и раньше заметил наваленные вдоль набережной колонны из разноцветного мрамора, бронзовые статуи, деревянные и металлические изделия, которые в свое время являлись украшением замечательных дворцов различных столиц, а теперь были свезены сюда венецианцами как военная добыча или куплены на золото. У республики, прославленной мастерами и ремесленниками, не хватало рук и места, чтобы с достойным блеском разместить все это в подходящих местах.
На площади Святого Марка гомонил праздничный торг. Каких только товаров там не было! Винами и пивом торговали на каждом углу. Тут же пили и ели. Слышалась разноязычная речь.
— Эта ярмарка устраивается ежегодно после праздника обручения и продолжается целую неделю. Всю неделю венецианцы будут слоняться по торжищам. Целую неделю будут только продавать и покупать, для других дел не останется времени.
— Чем они будут торговать целую неделю? — удивился Цотнэ.
— Как, чем торговать? Если на целом свете есть какой-нибудь плод или изделие, все свозится сюда. Как говорится, здесь даже птичье молоко можно достать. Все торговцы мира стремятся сюда, свозят различные товары, соперничают друг с другом, поэтому здесь такая невиданная дешевизна.
Венецианцы в красивых праздничных одеждах наводняли питейные и игорные дома, непотребно ругались и горланили песни.
Все улицы и каналы тянулись в одном направлении, чтобы внезапно соединиться на Риальто — душе и сердце Венеции. Между бесчисленными ларьками, как пчелы, роились люди. Местные торговцы, прибывшие из всех стран мира, караванщики, маклеры и перекупщики рассказывали новости, хвалили свои товары и сманивали друг у друга покупателей.
Полуобнаженные продажные женщины бесстыдно зазывали мужчин. Они тянулись к богато одетому Цотнэ, задевали его, загораживали ему дорогу.
— Вчера вечером они, как мухи, крутились около нашего дома, — пожаловался Цотнэ.
— Вечером уличным девкам запрещено гулять по городу. Они обязаны находиться в отведенном для них районе — Касталето. Но кто в праздник соблюдает закон? Нам лучше уйти отсюда, улыбаясь сказал Винченцо, беря Цотнэ под руку и увлекая его к Риальто.
Праздник завершился большим пиром, и когда Цотнэ вернулся домой, солнце уже зашло. Там ожидали его двое незнакомых людей.
— Князь, наверное, не помнит меня, — начал более пожилой из них. — Два года тому назад я был при дворе грузинского царя в качестве посла Генуи.
— Как же, помню, помню! — у Цотнэ просветлело лицо. — Присаживайтесь, пожалуйста.
Гости расположились в креслах.
— Теперь, находясь в Венеции, я узнал о вашем пребывании здесь и решил повидать вас, преподнести небольшие подарки: наше вино, шерстяные ткани, изделия из слоновой кости, ювелирные безделушки, привезенные нашими смелыми моряками из заморских стран.
— Не следовало беспокоиться, к чему это?
— Какое же беспокойство! Если бы я заранее знал о вашем здесь пребывании, тогда я не ограничился бы такими незначительными подарками.
Гость оказался словоохотливым. Заговорив об одном, перешел на другое, упомянул про все на свете, наконец вкрадчиво коснулся и главного:
— Если грузинский царь хочет купить корабли, то более дешевых и лучшего качества ему нигде не достать, кроме как в Генуе. Узнайте здешнюю цену, а мы вам уступим значительно против нее. Сейчас у нас нет врага более злого, чем Венеция. Если вы надумаете строить порт или судостроительную верфь, мы и за это возьмемся. Грузинскому князю надо знать, что Генуя не потерпит, чтобы Венеция закрепилась где-нибудь на Черноморском побережье. Мы их изгоняем из Крыма и ни под каким видом не потерпим проникновения на грузинский берег. Грузинский царь самовластен, он волен управлять принадлежащими ему сушей и морем, как он находит нужным. Я только хочу сказать, что мы не дадим Венеции ступить ногой в новые порты, мы изгоним ее отовсюду, где она уже укрепилась.
Цотнэ воздержался от прямого ответа, не дал генуэзскому послу никаких заверений. Болончини заторопился, сказал, что его ждут неотложные дела, пожелал хозяину доброй ночи и стал прощаться.
— Я навещу вас еще раз, когда вы закончите переговоры с дожем. А пока я посоветуюсь с правителями Генуи и, как знать, быть может, вы посетите нашу республику для заключения более выгодного договора.
— Посмотрим, господин посол. Время терпит. А я поступлю так, как прикажет мой государь.
Цотнэ преподнес гостю ответные подарки, еще раз заверил его в расположении грузин к генуэзской республике и дружески попрощался.
Только Цотнэ, готовясь ко сну, собрался раздеться, как в дверь постучали.
В комнату вошел бледный, запыхавшийся Антиа.
— Прости меня, князь, что тревожу не вовремя.
— Что случилось? Садись, отдышись, выпей воды.
Антиа налил себе воды из хрустального кувшина.
— Я задержался на площади Святого Марка и стал свидетелем большого несчастья.
— Что за несчастье, Уча?
— Какого-то преступника оголили до пояса, усадили, связанного по рукам и ногам, в длинную лодку и раскаленными клещами рвали у него мясо.
— Что ты говоришь!
— Истязуемый страшно стонал, плакал и кричал по-мегрельски. Звал на помощь.
— По-мегрельски?
— Да, господин, по-нашему кричал: «Нана, помоги!»
— Потом, потом что?
— Потом несчастного хотели посадить в клетку. Здесь такой обычай, оказывается, сажать преступников в деревянную клетку и выставлять для устрашения народа и для издевательств. Дают только воду и кусок хлеба, чтобы не умер с голоду. Когда беднягу тащили к клетке, он еще жалобней кричал и причитал по-мегрельски. Душа у меня загорелась, я бросился и хотел отбить несчастного, но меня не подпустили. Чуть было и самого не связали. Что я мог сделать? Я взмолился перед хозяином истязуемого раба продать мне его за двойную цену. Он сначала и слышать не хотел, потом смягчился. Тогда я побежал к тебе, князь. Умоляю помочь. Наша же плоть и кровь... Пойдем выкупим... — Антиа опустился на пол и обнял колени князя.
— И просить не надо. Вставай, пойдем сейчас же...
Цотнэ поспешно оделся, схватил саблю, кинжал, и оба устремились к площади.
— Быстрее, чтобы не опоздать.
— Подождут. Я поклялся, что через час принесу обещанную плату. Может быть, это тот, что пел вчера?
— Может быть... Наверно, хозяин купил его на константинопольском базаре.
Добежали до площади Святого Марка. Хозяин раба-мегрельца ждал их, развалившись на скамье. При виде блестяще одетого иноземца, он смутился, поднялся на ноги, раскланялся,
— На какой цене вы сошлись? — спросил Цотнэ.
— Вам, наверное, доложили, — улыбаясь, отвечал венецианец.
Цотнэ вынул кошелек и отсчитал золото. Бывший хозяин мегрельца пожелал им всего доброго.
— Ступайте с богом. Это сильный, выносливый мужчина и еще долго будет служить вам. Только советую, если у вас есть жена или дочь, близко не подпускайте.
Избавленного от наказания мегрельца осторожно уложили на носилки и понесли к себе. Цотнэ приказал вызвать лекаря. Врач растер истерзанное тело, наложил мази, и больной наконец уснул.
После полуночи он проснулся, недоверчиво обвел взглядом сидевших у его постели незнакомых людей.
— Где я?
— Не бойся, ты у своих, — по-мегрельски ответил Цотнэ и ободрил больного: — Больше не бойся ничего. От твоего хозяина ты избавился, и теперь тебя никто не посмеет тронуть.
— Неужели я у своих, в Одиши?