— Извольте, властитель!
— Раз все выпили, и мы выпьем, — сказал Чормагон и, подав знак своим, приник к чаше.
Выпив половину вина, он удовлетворенно осклабился, приподнял голову, облизал губы и с восторгом проговорил:
— О-о! Это и вправду шербет! — потом опять приник к чаше и теперь уже по глоткам, с перерывами, вкушая и наслаждаясь, продолжал пить.
Чаши опорожнили и приступили к еде.
Некоторое время ели, громко чавкая и хрустя.
— Выпьем еще? — спросил Чормагон и уставился на Эгарслана.
— Пейте на здоровье! — Эгарслан протянул чашу виночерпию.
— Не напьемся? — спросил Чагатай и, хитро засмеявшись, тихо добавил: — «Яса» великого Чингисхана считает опьянение самым постыдным делом для монгольского воина.
— Не извольте беспокоиться! Таких мужей, как вы, вино не берет!
Нойоны, не говоря ни слова, опять опорожнили чаши. Но теперь они пили причмокивая и облизывая губы. Снова похвалили сладковатый, приятный напиток. Чормагон приступил к еде, понукая Эгарслана:
— Ешь, ешь! Говоришь ты складно, но когда на столе такая пища, не до разговоров!
— Теперь выпьем за вас, знаменитых нойонов непобедимого хана. Чтоб наша страна, наш народ были счастливы под вашими знаменами.
Бакурцихели видел, что его красноречие пропадает даром, никто его больше не слушает, поэтому он пригубил вино, но пить до конца не стал. Чормагон заметил это и, не отрываясь от еды, проговорил:
— Пей до дна, князь. Ты что, вино бережешь или отравы опасаешься?! — он протянул пустую чашу виночерпию, взял ее и опять выпил до дна.
Теперь никто ни на кого не смотрел. Чаши беспорядочно наполнялись и тотчас опустошались. Шум нарастал, за столом поднялся настоящий галдеж.
Раньше всех опьянел Чормагон. Сначала он что-то выкрикивал, потом осоловел, изо рта потекли слюни, и он начал бессвязно, непотребно ругаться. Остальные нойоны гоготали, похлопывая друг друга по плечу, нещадно матерились, точно воздавали друг другу хвалу. Переводчики краснели и ничего уже не переводили. Потом Чормагон внезапно уронил свою громадную голову на грудь и сразу заснул.
Нойоны еще некоторое время продолжали пить и гоготали. Заметно было, что они издеваются над своим начальником. Потом начали угрожать друг другу, и чуть было не вспыхнула драка.
Эгарслан глядел на опьяневших нойонов, ему хотелось понять причину их ссоры, но переводчиков тоже одолел хмель, переводить и объяснять было некому. Наконец все угомонились и тут же, кто где сидел, захрапели.
К Эгарслану подошел вооруженный до зубов монгол. Толкнув, разбудил переводчика и, когда тот пришел в себя, сурово сказал:
— Растолкуй грузинскому князю. Я начальник охранного отряда нойонов. Да будет ему известно, что если в вино была подмешана отрава и наши властители заболеют, никто не останется в живых из прибывших сюда, да и всех остальных грузин перебьем. От вашей страны не оставим камня на камне!
— Пусть не беспокоится начальник охраны, — беззаботно ответил Эгарслан, вставая из-за стола.
В ту ночь не спалось Эгарслану. Его тревожило, в каком настроении проснутся завтра нойоны.
Кварельское красное вино не могло повредить человеку. Со дня сотворения мира еще ни у кого не болела от него голова, но непривычные к вину монголы выпили через меру, кроме того, они обожрались. В случае чего монголы все свалят на эгарсланово вино!
Наконец он с трудом задремал, но спать не пришлось. Разбудили и сказали, что зовет нойон Бичу. Эгарслан поспешно вскочил.
Что-то тут не к добру. Бичу не стал бы будить его понапрасну среди ночи. Наверное, произошло что-нибудь из ряда вон выходящее, случилось какое-нибудь несчастье.
Монгольский нукер ждал его у выхода. Они молча прошли между темными шатрами к большой юрте. Нукер приподнял полог и пропустил грузинского князя внутрь.
Нойон Бичу полулежал на постели, перед ним стоял столик с фруктами.
— Заходи, князь! Ты не обиделся, что мы среди ночи тебя призвали?
— Что вы, великий нойон! Мы всегда готовы вам служить. — Эгарслан не услышал в словах Бичу ничего, что говорило бы о несчастье.
— Очень понравился ваш напиток. Я много выпил, но, поспав, проснулся свежим и бодрым, будто и не пил. Не болит и голова. Если хочешь, выпьем немного, познакомимся получше друг с другом, поговорим о том, о сем.
— Что может быть лучше этого, если вы удостоите меня попировать с вами, — поклонился обрадованный Эгарслан и бросился за вином.
После пиршества монгольский нойон и грузинский князь разошлись, обнимаясь, целуясь и клянясь в верности друг другу.
На другой день была составлена бумага о покорении Кахети. Кахети освободилась от некоторых податей. Взамен их увеличили подать винную. В особую статью записали, сколько и в какое время кахетинцы должны были посылать отборного кахетинского вина монголам.
Радостным вернулся Бакурцихели из Орды. Отныне его вотчина может вздохнуть, кровопролитие и разгром прекратятся. Условия замирения были тяжелыми, но по сравнению с другими князьями ему все-таки кое в чем уступили.
Тяжелее всего была воинская повинность. От каждых десяти душ кахетинцы должны были выставлять двух бойцов. Но воинская повинность для всех была одинаково тяжела, никому не облегчалась и если бы нойоны даже очень захотели, они не могли бы облегчить этой повинности, узаконенной для всех покоренных Чингисханом народов.
Покорившимся князьям, и среди них Эгарслану, единственным утешением служило то, что на целом свете в его представлении не осталось почти не покоренных монголами народов и воевать было уже не с кем!
Но мир был велик, и оставалось в нем еще много непролитой крови.
Эгарслан Бакурцихели старательно выполнял условия замирения: подати и налоги выплачивал своевременно, сам предводительствовал посылаемыми в поход кахетинцами, сам отважно сражался на поле боя. Он держался вдали от монголов, но старался сохранять с ними хорошие отношения, и это удавалось ему так искусно, что ни грузины не могли его попрекнуть в чем-нибудь, ни у монгольских нойонов не было причин к нему придираться.
Грузины не привыкли к чужому господству, и монгольское ярмо скоро стало в тягость. Почти за все, кроме воздуха, они в своей же стране платили подати. Это еще было бы терпимо. Но нескончаемые войны утомили и сломили грузин.
Лучшая молодежь Грузии, осаждая неприступные крепости, умирала в бою, гибла от болезней и заразы.
Царица Русудан скончалась. Оба наследника соперничали в Каракоруме за право владения троном и короной, а тем временем в Грузии настало бесцарствие. Грузинские князья постоянно находились в монгольских походах, воевали вдали от родины, а страна оставалась без хозяина. Этим пользовались кочующие соседи, они нападали на Грузию, грабили и разоряли страну.
Поскольку единая цель и единая корона уже не объединяли страну, то несогласованные действия отдельных княжеств сами по себе не приносили пользы Грузии в целом.
Передовые люди государства чувствовали пагубность этой разобщенности и осознавали свою ответственность перед народом и будущим. Необходимы были своевременные меры. Надо было помочь стране и народу, пока не началось окончательное вырождение.
Тогда грузинские князья, которых заботила судьба Грузии, устроили заговор против монголов, они собирались в Кохтастави для окончательного решения, кому и сколько выставить воинов, когда и где начать восстание.
Крепость всегда предают изнутри. Есть подозрение, что и среди благородных рыцарей оказался предатель, который выдал заговор.
Но поскольку не существует достоверного свидетельства, трудно обвинить кого-нибудь в предательстве и приписать ему иудин грех.
Как раз поэтому, повествуя о Кохтаставском заговоре, летописец проявляет похвальную осторожность.
«Татары, услышав о собрании грузин в одном месте, выступили. Бичу и Ангург, прибыв в Кохтастави, застали там всех высокопоставленных князей Грузии».
«Татары, услышав...», можно понять, будто монголы случайно услышали о заговоре грузин. Никто не упоминается конкретно, не подозревается в измене и предательстве.