— Наверное, узнал о моей болезни и хочешь отправить со мной на тот свет письмо к своим должникам.
— Нет, князь, по такому делу я не стал бы беспокоить столь высокопоставленного человека. Просто я веду караван из Тьмутаракани и решил завернуть к вам. При вашем дворе продам часть товаров, да и тебя давно не видел. Решил также кое-что преподнести вам и вашей супруге. Хвала господу, что вижу всех вас во здравии на радость нам и на горе врагам.
— Спасибо, дорогой Мартирос! Теперь мне лучше, кажется, я поправился. Добро пожаловать в дом! — пригласил Цотнэ.
Приказчики Мартироса принесли подарки. Правитель и его супруга поблагодарили торговца и накрыли богатый стол.
— Целый месяц на корабле, на море. Погода испортилась и чуть было рыбам не достались все мои товары и мои старые кости. Едва добрались до Фазиса, но измучились. Без причала никак не могли пристать к берегу. Эх, жаль! Помню, как вы там порт соорудили!
Мартирос коснулся больного места Цотнэ, и он побледнел.
— Тогда и ты был на волосок от смерти?
— Да, так оно было! — махнул рукой Цотнэ.
— Вы, кажется, и сегодня не знаете, чьих рук это злодеяние?
— Старая история, не стоит о ней говорить!
— Как это не стоит, князь! Если бы этого не случилось, Грузия уподобилась бы Венеции. Вы господствовали бы на море, и нам была бы от этого прибыль!
— Не время об этом вспоминать, — горько усмехнулся Цотнэ, поднял чашу, пожелал гостю доброго здоровья и поздравил со счастливым приездом.
— Ты спишь, Краваи? — спросил Цотнэ.
— Нет, господин, когда ты не спишь, и мне не спится!
— Хочу спросить у тебя совета.
— Прикажи, господин!—превратилась в слух Краваи.
— Мне нужны деньги и довольно много. Почему и для чего, об этом не спрашивай. Общее дело, и я поклялся на иконе, что не скажу никому. Ты разумная женщина и не обидишься.
— Как посмею обижаться...
— Бог, как на блюдечке, преподнес мне этого купца. Он, кажется, не обидит меня отказом, но и на слово не поверит.
— Отдадим ему мои драгоценности в залог, — не задумываясь, сказала Краваи.
— Если тебе не жаль... Мне трудно было сказать...
— Жаль? А для чего они мне нужны, если я не поступлюсь ими ради твоего дела!
— Нет, они ведь не пропадут. Отдадим в залог, а потом выкупим, как только я продам земли или другое имущество.
— Ты об этом не печалься, князь. Эти драгоценности дарил мне ты. Дай бог, чтоб они пошли на доброе дело.
— Спасибо, Краваи, я знал, что ты так скажешь, — обнял ее Цотнэ.
— Не только драгоценности, вся моя жизнь принадлежит тебе. И ее ты можешь взять, когда она будет нужна. Возьми и ее...—шептала, расчувствовавшись, Краваи.
На другой день, помолившись в Мартвили и плотно закусив, купец по приглашению Цотнэ явился во дворец, и они с Цотнэ уединились в укромной комнате.
— Как раз вовремя ты явился, друг мой Мартирос. Если б ты не пожаловал сюда, я бы сам поехал к тебе, в Аниси.
Мартирос навострил уши, догадался, что должно последовать за этим привычным вступлением.
— Для чего понадобилась моя старая голова?
— О-о, очень понадобилась, Мартирос! Кроме тебя, не к кому мне идти. И в другие времена ты помогал мне, и я всегда вовремя возвращал свой долг.
— Сколько надо? — без околичностей спросил торговец.
Цотнэ назвал ему требуемую сумму.
От неожиданности Мартирос даже подпрыгнул, не поверив своим ушам.
— Ты что, войско собираешься нанимать? — вырвались у Мартироса вещие слова.
— С тех пор, как нам покровительствует монгольский хан, помоги ему господь, грузины не только не нуждаются в наемном войске, но и собственного иметь не надо. Подати надо платить и, не скрою от тебя, дочь выдаю замуж.
— Это хорошее дело, поздравляю. Но столько тебе не понадобится.
— Понадобится, Мартирос. Нужно. Не думай, что прошу под честное слово. В залог отдам драгоценности моей жены... Краваи! — позвал Цотнэ.
Двери отворились, и вошла, не вошла, а вплыла лучезарная супруга правителя, поклонилась гостю и улыбнулась так, что много повидавший на своем веку торговец и тот растаял. Краваи подошла к столу, подала шкатулку и, собираясь уходить, еще раз одарила купца пленительной улыбкой, слегка поклонилась и вышла из комнаты.
Опытный торговец сразу же оценил богатое убранство и украшения Краваи, ее очаровательную внешность и редкое обаяние. Мужу такой жены, конечно, денег не хватит, подумал, уже смягчившись, он и, улыбаясь, спросил у Цотнэ:
— На какой срок занимаешь такие большие деньги?
— В конце года верну сполна.
Цотнэ перевернул шкатулку, и на стол вывалилась куча драгоценных камней, золотых колец, браслетов, брошек и серег.
— Этот клад должно быть стоит дороже тех денег, которые я прошу. Даю тебе в залог.
— Залога мне не надо. Как я посмею взять в залог украшения госпожи! — Мартирос отодвинул от себя рукой драгоценности: — Из всего этого возьму только один алмаз!
Мартирос взял крупный камень и положил его себе на ладонь. — Возвращу его, когда рассчитаемся. Сейчас у меня таких денег нет, дам пока только половину. Другую половину отсчитаю в Аниси, когда приедешь к нойонам.
Цотнэ понял, что большего от купца он сейчас не получит, и написал расписку.
Цотнэ не решился самолично поехать ко двору Бату-хана. Бату иногда нарочно задерживал при своем дворе явившихся к нему по какому-нибудь делу подвластных правителей, случалось, держал их при своем дворе по году, а потом еще для получения окончательного решения дела отсылал в Карокорум к главному хану.
В Золотую Орду, нагрузившись большими подношениями, отправились с тайным поручением католикос и аргветский эристав.
Прошло уже полгода, а послы не возвращаются и нет от них никаких надежных вестей. А тем временем золото, полученное от Мартироса, пришло в движение.
В Одиши морским путем и по суше стало поступать тайно приобретенное оружие. Возымела действие и хитрость Цихисджварели: ему поручили надзор за сбором податей. Бывший визирь все чаще стал встречаться с картлийскими правителями. Обстоятельства как будто складывались благоприятно. Монголам, занятым войной с Аламутом, некогда было заниматься грузинскими делами. Грузинские князья тем временем пряли нити заговора. Связались с султанами Иконии и Хлата, с ширванцами и адарбадаганцами. Постепенно все покоренные ильханами народы проникались мыслью о едином, общем восстании.
В Кохтастави, пожалуй, никогда не бывало такого съезда гостей.
Сам Цихисджварели, несмотря на свои годы, изволил подняться в Кохтскую крепость. За ним следовали арбы и вьючные мулы, нагруженные птицей и живностью, мукой и вином. По прибытии он сказал так, чтобы слышали все, кому надо и кому не надо:
— Слушай, Абиатар, завтра сюда пожалуют многие князья и эриставы. Мы будем говорить о сборе податей. Встречать гостей и оказывать им прием будешь ты со своей женой. С утра расставь стражу, чтоб никто не помешал нам выполнить наши обязанности перед монголами.
Абиатар был тут чем-то вроде коменданта или начальника крепости, а в отсутствие Цихисджварели её полным хозяином.
С утра начали прибывать правители со свитами всего в несколько человек, да и тех сейчас же отсылали к слугам, во внутреннюю часть крепости, на кухню, в пекарню, сами же князья заходили в крепостную церковь. Стоявшие у входа в церковь караульные тотчас запирали за ними двери.
Никто не обращал внимания на то, что при появлении каждого нового гостя служанка Аспасия выбегала к воротам, останавливалась поблизости, разглядывала прибывшего и старалась не пропустить ни одного сказанного ими слова.
Раньше всех приехал Саргис Тмогвели. Аспасия много раз видела в доме Цихисджварели красноречивого князя. Бывший визирь по-братски обнял Саргиса — сверстника своего погибшего сына. Саргис узнавал встречающих, со всеми здоровался, всех приветствовал.
Потом появился седоголовый вельможа. Аспасия не знала, кто этот седой человек, но Абиатар крикнул стоявшему на страже у церковных дверей воину: