— Это меня и удивляет! Что тебя заставило явиться сюда?
— Истина, Мартирос. Если б я не был прав и невиновен, как бы появился здесь?
— Никто не в силах доказать вашу невиновность.
— Я докажу, Мартирос! Этим своим поступком докажу. Ты должен вразумить монголов, что если б я был заговорщиком, то по своей воле сюда не явился бы и не обрек бы себя на смерть. Убеди нойонов, что мы собирались в Кохтистави, дабы уладить податные дела, что у нас и в мыслях не было устраивать заговор.
— Все это заговорщики повторяют, как попугаи, но монголы не наивные дети, чтобы поверить этим сказкам.
— Поверят, Мартирос, если ты им хорошенько растолкуешь смысл моего приезда из-за Лихского хребта. Завтра утром доложи им, что я нахожусь здесь. Только постарайся как можно лучше растолковать и чтоб они все поняли. Если поверят, хорошо, а нет... что ты теряешь? Отдашь нас в руки врагу, тебе еще и спасибо скажут.
Опустив голову, Мартирос долго думал, потом посмотрел в глаза Цотнэ и, уже соглашаясь, сказал:
— Не ввергал бы ты меня в этот огонь, было бы лучше, но теперь ничего не поделаешь! Твоего прихода ко мне уже достаточно, чтобы стали меня подозревать и обрушили бы на меня свой гнев. Теперь иного выхода, пожалуй, у меня нет, постараюсь выполнить твою просьбу. Явлюсь к главому нойону, и будь что будет!..
Вернувшись к себе, Цотнэ, не раздеваясь, прилег на тахту, и сон тотчас же одолел его. Проснулся он от скрипа дверей.
— Это мы, князь, — на пороге появились Абиатар и Гугута.
Цотнэ, протирая глаза, сел на тахту.
— Узнали что-нибудь?
— Весь город только и говорит, что завтра в полдень грузинских заговорщиков приведут на площадь, чтобы пытать, — доложил Гугута.
— Что ты говоришь? Это точно? — заволновался Цотнэ.
— Слышали от самих монголов.
— Эту площадь ты видел? Что там, виселица? Лобное место? Приготовлены дрова для костра?
— Площадь я видел, князь, но там никаких приготовлений не заметно. Потом я пошел на улицу Златочеканщиков. То, что я там узнал, более правдоподобно: грузинских заговорщиков будут пытать во дворе главного нойона. — До чего мы дожили, князь!
— Да, это более правдоподобно. Если собираются пытать, чтобы добиться признания, на главную площадь не поведут, — Цотнэ на мгновение призадумался, посмотрел на Абиатара и тихо спросил: — Не можешь ли найти, кто хорошо знал бы все входы-выходы того дома?
— Уже нашел. Это сотник дворцового караула. Он сопровождал нойона Чагатая, и я его хорошо знаю. Здешние грузины сказали мне, что под его наблюдением все двери этого дворца.
— Сегодня же ночью ты непременно должен повидать его, — Цотнэ достал кисет с золотом и протянул Абиатару. — Пусть он любыми способами проведет меня во дворец и где-нибудь спрячет. Скажи ему, кто я, и убеди, что, задержав меня, он только заслужит награду от нойонов. Денег не жалей, скажи также, что я буду безоружным, пусть он ничего не боится. Иди, Абиатар, и знай, что всю надежду я возлагаю на твою сообразительность и ловкость. — Цотнэ обнял его за плечи и проводил до дверей.
Абиатар взял кисет и поглядел на Аспасию.
— Неужели собираешься идти туда, князь? А как ты выйдешь оттуда живым?
— Не время говорить об этом! — махнул рукой Цотнэ. — Иди, Абиатар, иди!
— Как я хотела помочь тебе за твою доброту, но ты не доставил мне этого счастья! Что вы молчите и не умоляете князя? — крикнула она на Гугуту и Абиатара. — Скорее увезите его отсюда, пока никто не узнал об его приезде!
— Успокойся, Аспасия, никто не в силах вернуть меня обратно. Иди, Абиатар, и постарайся получше исполнить мое поручение.
Цотнэ открыл дверь и почти насильно выпроводил растерянного Абиатара. За ним пошел и Гугута.
— Дай бог, чтобы он вернулся живой и невредимый. Но если князь погибнет, грех ляжет на вас, так как вы не помешали ему идти на смерть.
— Что мы могли поделать, Аспасия? — с дрожью в голосе спросил Гугута.
— Могли, но не сделали. Если князь погибнет, то и меня не увидите в живых. Не послушались моих увещеваний, до смерти будете сожалеть, как тот послушник, убивший куницу.
— А как это было, расскажи, — попросил Цотнэ. Он рад был убить время, слушая притчу Аспасии.
Жил-был один царский советник. Он долго не мог жениться, но потом по совету других и по велению своего сердца все же выбрал себе в жены и привел в дом дочь одного вельможи. Супруги жили в любви и согласии, но время шло, а детей у них не рождалось, и это стало омрачать их мирную жизнь. День и ночь они молили бога дать им сына, давали разные обеты, и бог наконец внял их мольбам, родился у них сын. Обрадованный отец, забыв обо всем, постоянно сидел у колыбели ребенка, наслаждаясь его лицезрением и лаская.
Однажды жена пошла в баню, оставив ребенка на попечении отца, отец рад был этому, но в это время царь прислал человека и вызвал советника к себе во дворец по срочному делу.
В доме у них жила куница. Она ловила змей, не давая заползти в дом ни одному ползучему гаду. Советник, уходя к царю, понадеялся на эту куницу, притворил дверь и ушел со спокойным сердцем.
А в дом и вправду вползла змея, быстро скользнула она к колыбели мальчика и уже вздыбилась для укуса. Но куница мгновенно прыгнула на змею и перегрызла ей горло. Кровь змеи обрызгала белую грудку куницы.
Тем временем советник вернулся. Увидел он, что куница вся в крови, и подумал, что она загрызла ребенка. В глазах у него потемнело. Он схватил палку и в слепой ярости убил куницу. Но войдя в дом, он увидел, что мальчик цел и невредим, а около колыбели валяется мертвая змея. Пожалел он о своем поступке, совершенном в безрассудном гневе и в поспешности, но было уже поздно. Он уже не в силах был оживить куницу, охранявшую их дом от ползучих змей.
— Напрасно ты напомнила мне эту притчу, Аспасия. Ни одного дела я еще не решал так спокойно и неспешно, как эту поездку сюда. Я заранее примирился со смертью и честно закончу жизнь, ни о чем не буду жалеть. Сколько раз должен говорить тебе, что я не могу не быть с теми, с которыми связан клятвой. Это не только моя обязанность, но моя внутренняя необходимость. Я бессилен не сделать это!
— Жизнь вкусна и в твоем возрасте, князь! Впереди у тебя еще много пути, много удовольствий, много радостей, у тебя, наконец, семья, дети.
— Если меня назовут изменником, мои дети не смогут быть счастливыми. От стыда им нельзя будет показаться на глаза людям. Они до смерти не смоют клейма, оставленного отцом.
— Я всего только глупая женщина, князь, но даже я вижу, что таких верных сынов, как ты, у Грузии мало, ей нужна твоя служба.
— У тебя нет родины, Аспасия, и ты не поймешь боль моего сердца. Я все время жил мечтой положить голову за родину, своими трудами и борьбой возвысить ее величие. Теперь, когда и эта надежда исчезла, жизнь окончательно потеряла какой-либо смысл. Посколько будущее родины, а значит, и мое, подернуто мраком, лучше честная смерть, чем жалкое существование.
— Я слышала от воспитавшего меня факира, будто бог для того даровал нам жизнь, чтобы блюсти и сохранять ее до тех пор, пока сам он не призовет нас. Бог вдыхает в нас жизнь, и только он имеет право отнять ее. Ускорение своей смерти, вопреки воле господа, такой же грех, как убийство невинного человека
— В своем поступке я вижу промысел господен, Аспасия. По внушению господа жертвую я собой ради ближних и верю, что Иисус Христос сочтет мою честную смерть за добродетель. Он ведь сам показал нам высший пример самопожертвования ради избавления рода человеческого.
— Если не откажешься от своего намерения, знай, князь,— заплакала Аспасия, — как только выйдешь отсюда, я сейчас же убью себя.
— Ты с ума сошла!
— Я сошла с ума, когда встала на путь греха. Бог свидетель, я не хотела тебя губить. Я все предприняла для твоего спасения, но сама запуталась в своих же сетях и теперь говорю: как только выйдешь отсюда, убью себя!..
Цотнэ не проник в смысл ее слов, и такая верность расчувствовала его. Он погладил ее по голове, приласкал, ободрил.