Монголы с неслыханной свирепостью, жестоко сломили всякое сопротивление. Значительно раньше, чем появились на своих неподкованных лошадях орды Чингисхана, с молниеносной быстротой распространялась молва об их непобедимости, о бессмысленности борьбы против них. Эти слухи вселяли ужас: очередная жертва бросала оружие, не выходя на поле брани. Так монголы захватили огромную территорию, и создали бескрайнюю империю, в которой «никогда не заходило солнце».
Народы, очнувшись после объявшего их ужаса, глубоко задумались над происшедшим, пытаясь объяснить и выяснить причины и следствия, стараясь найти в них закономерности. Воспитанным в религиозных учениях Христа и Магомета, образованным, но слепо верующим людям казалось невозможным, чтобы в простом противоборстве побеждали стоящие на низком уровне развития и сравнительно малочисленные монгольские орды, чтобы они уничтожали великие своим богатством и мощью государства, сокрушали их многочисленные армии, сравнивали с землей города, укрепленные согласно новейшим достижениям фортификации, свергали великих государей. В безжалостном уничтожении сотен тысяч ни в чем не повинных людей, в бесчисленных жертвах, во всем этом ужасе, обрушившемся на них, они видели только перст господень, не находя иного объяснения, кроме ниспосланного свыше наказания. И Чингисхан представлялся божьей карой за «грехи и неверие» людей.
Эту концепцию разделила и приняла как обязательную вся созданная в XIII—XIV веках историческая литература. В этой богатейшей литературе, словно драгоценные камни, блещут произведения Ибн-аль-Асира и Несеви, Рашид-ад-Дина и Джувейни, Киракоса Гандзакеци и нашего Жамтаагмцерели.
Произведения грузинского летописца Жамтаагмцерели возвышенными патриотическими идеями, верностью исторической правде, художественными особенностями стиля повествования заслуженно занимают достойное место среди тех первоклассных источников, которые изумляют европейских ученых, разбалованных греческими и римскими авторами. Жамтаагмцерели считается деятелем начала XIV века, современником Георгия Блистательного. XIII век, начало падения мощной и цветущей Грузии для Жамтаагмцерели уже прошлое, и он с беспристрастностью потомка взирает на действия предков и на общественные явления, которые определили падение Грузии времен Давида Строителя и Тамар. Взгляды его — это не взгляды какой-нибудь одной группы общества. Его интересы имеют широкое общественное значение, его мнение — это общенациональное мнение. Его приговор, основанный на анализе свершившихся фактов, — приговор грядущих поколений. Это мнение — результат глубоких раздумий патриота, объективности которого уже ничто не препятствует, и он способен делать правильные заключения из своих длительных наблюдений.
Из деятелей прошлого он никого не выделяет своей любовью или ненавистью. Его симпатии и антипатии определяются делами предков. Их он взвешивает и оценивает только по результатам их дел. Более того: даже одну и ту же личность он характеризует по-разному, в зависимости от того, какую пользу или вред принесли государству ее действия в то или иное время. Например, повествуя о начале деятельности царя Дмитрия Самопожертвователя, летописец так подробно говорит о привлекательной внешности царя и добром нраве его, что не упускает случая упомянуть, сколько раз он преклонял колена во время молитвы («тысячу пятьсот раз преклонял он к земле колена»), но впоследствии, когда «с годами начал помалу склоняться и смешался с язычниками», научился их «прелюбодеяниям и ненасытности», летописец, не стесняясь, умаляет царский авторитет и называет его злым и распущенным. В борьбе, которая завязалась против царя, летописец явно на стороне его противников и не жалеет слов для подчеркивания их чистоты и правоты. Но впоследствии, когда тот же царь обрек себя на гибель, летописец с большой художественной силой и душевной болью описывает самопожертвование царя ради народа: «Многоволнителен бренный мир, непостоянен и преходящ. Дни нашей жизни пройдут, как сон и видение. Безболезненно и быстро надлежит отойти из этого мира. Какой прок от моей жизни, если из-за меня погибнут многие, и я, отягченный бременем грехов, отойду из этого мира... Жаль мне простой народ как агнцев. Я отдам душу ради моего народа».
Так же изменчиво его отношение к Лаша-Георгию. После Тамар на трон поднимается Лаша, и это событие, как начало царствования, летописец описывает так: «В то время веселился и радовался он. И повсеместно была радость и веселье». Но как только колесо судьбы завертелось вспять и на небосклоне Грузии появились первые тучи, летописец одну из причин «гнева господня» усмотрел в поведении главы государства и награждает «богом венчанного царя» жестокими эпитетами.
Наш летописец превыше всего ставит интересы родины и своего народа и если в причинах бед родного народа видит чью-нибудь вину, то осуждает и порицает виновника. В таких случаях не существует для него непогрешимого авторитета, ибо родина — превыше всего, выше самих царей, даже выше «слуг господних». Приговор летописца суров и беспристрастен, ибо в нем содержится и душевная боль, ибо он вынужден изобличать «помазанника божья». Летописцу тягостно рассказывать горькую правду: «Мне стыдно осмелиться говорить, но и не могу молчать, ибо сама обесчестила себя, восстановив против племянника своего», — пишет он по поводу зла, содеянного царицей Русудан в отношении Давида, сына Лаша. Он далее еще более заостряет эту мысль: «И здесь я вновь пожелал замолкнуть, ибо не подобает говорить о царях порочащее их». Ибо говорит Моисей, очевидец бога: «Правителя народа твоего не называй злым (не делай зла)». Но автор этих строк знает и то, что книга истории народа находится между содеявшими добро и зло и что потомки простят его за правду и беспристрастность, ибо «писать летопись — это говорить истину, а не вводить кого-нибудь в заблуждение». Жамтаагмцерели руководствуется таким подходом, когда несколькими меткими фразами намекает на явные пороки царского двора. В некоторых иностранных источниках (например, у Ибн-аль-Асира) о них сказано пространно и неприкрыто. Этот факт говорит о достоверности источника и национальном самолюбии автора. Грузинский летописец полностью разделяет историко-политическую концепцию летописцев монгольской эпохи: беззаботность правителей страны, их моральное падение, взаимное соперничество и вражда настолько ослабили могучее государство, что когда «господь в наказание за грехи и злодеяния» ниспослал монголов, то государство было бессильно противостоять им и отбросить их орды. Мол, если невозможность победы над монголами была заранее предопределена провидением, летописцу только остается почаще напоминать об этом «господнем промысле» и, отчаявшись, неоднократно повторять слова Экклезиаста: «Суета сует и всяческая суета». «И продлилось опустошение и уничтожение страны за безверие наше...» — повторяет наш летописец неоднократно высказанную им мысль.
Ему прекрасно известно, что это несчастье обрушилось не только на Грузию: «Но и Персию, Вавилон и Грецию постигло горькое пленение и безжалостная смерть... Не было никому пощады. Грады и веси, поля, леса, горы и овраги полны были мертвыми».
Летопись Жамтаагмцерели охватывает самый тяжкий период жизни Грузии и изобилует потрясающими картинами. Летописец нигде не старается смягчать факты. Наоборот, он обнажает истину и даже сгущает краски, чтобы сделать рассказ еще более впечатляющим и достойным размышлений. Таково подробное описание ужасов избиения младенцев на глазах матерей, беспощадного и хладнокровного уничтожения мирного населения страны. На страницах летописи жуткие описания не уступают картинам Апокалипсиса. Жестокий драматизм повествования соответствует событиям и отлично передает сущность и значение описываемых ужасов. Вековая история страны разворачивается в летописи как эпопея, в которой драматизм рассказа как в целом, так и в отдельных эпизодах является главным, определяющим признаком стиля автора, его искусства.