Жуткое ощущение инородного предмета в собственном теле усиливалось всякий раз, когда капитан двигался. Но сейчас пришлось это сделать. Пришлось опереться на левую ногу и без возможности сделать вдох всё-таки подняться на ноги.
Тело болело не только из-за виброиглы. Идти вообще было тяжело; Хакс закусил и так давно разорванную нижнюю губу, но стянул с компьютерного стола Фетча собственный китель.
Футболку он натянуть в любом случае не сумеет.
- Капитан, – раздался холодный, но сквозивший легкой насмешкой голос. – Извольте одеться по уставу.
Хакс затравленно обернулся, до побелевших костяшек сжимая пальцы на ткани, и натолкнулся взглядом на мерцавшие интересом рыжие глаза. Выбора не оставалось. Он лишь в очередной раз зажмурился и сжал челюсти, когда на поднятии рук из горла помимо воли вырвался измученный всхлип.
Что бы ни происходило, на следующем этапе легче не становилось, но китель стал последней преградой между Хаксом и выходом.
Ремень, застегивавшийся поверх формы, с жуткой точностью лег ровно над иглой. Капитан замешкался, с холодеющим сердцем глядя на пряжку, а голос Фетча прозвучал снова:
- Вы ведь всё ещё приверженец дисциплины и Устава, Хакс. Или на вас они не распространяются?
Хакс поднял глаза в смутной надежде хоть на какое-то – какое угодно – снисхождение, но натолкнулся на непроницаемую стену.
- Вам помочь? – осведомился полковник.
В ответ на это оставалось лишь обреченно сжать зубы – и затянуть ремень, рывком глубже вгоняя иглу в бок. Фетч же издал короткий, но очень довольный смешок:
- Тогда доброй ночи, капитан, – и расслабленно откинулся на спинку кресла, продолжая блестеть глазами. – Впрочем, вы еще можете считать себя везунчиком.
Хакс прерывисто втянул в легкие воздух и зажал было ладонью бок, но тут же отдернул её, когда глубоко внутри острие иглы ещё крепче впилось в мышцы, вызывая желание глухо завыть и рухнуть обратно на пол.
Он в первый и последний раз в жизни вышел в коридор Финализатора сгорбив плечи.
Дверь собственной каюты закрылась за спиной, и Хакс повалился на колени, секундой позже с глухим скулежом утыкаясь лбом в пол и сжимая правую руку в кулак. Левая бессильно скребанула по боку, но этим вызвала лишь новую судорогу, и капитан почувствовал, как по лицу вновь начинают течь жгучие слезы, удержать которые он не был властен.
Дыхание рвалось из груди с каким-то задушенным свистом, а внутри раз за разом заклинивало, как будто кто-то выжимал мышцы наподобие только что выстиранной ткани. Сил подняться не было никаких, хотелось лишь в голос умолять кого-нибудь закончить этот кошмар.
Но Хакс был один. Хакс всегда, всю свою жизнь был один.
Его начинало трясти от собственного бессилия, к горлу подступала тошнота, но не утихающая ни на секунду вибрация неумолимо продолжала стимулировать давно воспаленные нервные окончания.
Хакс каким-то чудом сумел упасть на спину, тут же со звоном расстегнул ремень и хватанул пальцами за молнию кителя. Руки дрожали, но в два рывка всё-таки распахнули верхнюю одежду, и капитан подтянул футболку до ребер, давая себе возможность добраться до иглы. Но за то время, что он шел до своей каюты, практически не выступавшую плоскую крышку успело основательно залить кровью из двух других проколов, и теперь зацепиться за неё не представлялось возможным: пальцы мгновенно измазались в липкой крови, и кончик иглы выскальзывал всякий раз, когда Хакс за него цеплялся.
Капитан уронил правую руку поперек живота и левой ладонью накрыл бок. Отдача исправно работающего механизма начала переправляться и в неё.
Можно было бы разбить датапад и попытаться кусками от панели выцарапать из себя иглу, но... как он объяснит намеренно расколотую технику майору Шиду? Его скорее всего отправят в тот же штрафбат за порчу орденского имущества, а этого допустить было нельзя.
Может быть, легче будет подождать, пока игла разрядится. Тогда кровь перестанет сочиться из-под нее постоянно, засохнет, и пальцы не будут скользить.
Хотя её заряда наверняка хватит часов на двенадцать. Или на сутки. Или даже на больше. Кто знает?
Знал только полковник Фетч.
Хакс чувствовал, что еще немного – и он потеряет сознание от стабильного и этим выматывающего мучения. И что будет, когда он придет в себя? То же самое. В восемь часов вечера его недосчитаются на построении, потому что он не сможет даже встать, и свяжутся с каютой по интеркому.
А он не сможет ответить, потому что сорвал себе голос, когда у него внутри проворачивали третью виброиглу.
И когда сюда придут выяснять, в чем дело, о дальнейшей не запятнанной ничем карьере можно будет забыть. Его найдут на полу, беспомощного, униженного, измазанного кровью и со взглядом умоляющего о помощи.
Хакс плотно зажмурился.
Нет, этого не будет.
Страх, который доселе только ослаблял, вдруг придал сил, и капитан сначала перевернулся на живот, а затем сел на колени. В глазах темнело, кровь била по ушам, но боль, не утихавшая ни на миг и остававшаяся в сознании мутной массой, больше не наваливалась сверху.
Хакс заставил себя встать. Добраться до стола, подволакивая левую ногу. Едва ли не рухнуть на него, в очередной раз беспомощно выгибая спину от новой пробившей бок и живот судороги.
За разбитую случайно технику ему устроят выговор, но не более. Значит, можно было рискнуть. Лучше даже штрафбат, лучше что угодно, только не это.
Трясущиеся окровавленные пальцы подняли датапад – и с короткого размаха швырнули его об пол. По дюрастали зазвенели осколки стекла, техника раскололась практически пополам, а капитан неловко сполз обратно вниз и, ухватившись за искореженный металл, принялся выдирать куски задней панели из полезших проводов и обломков микросхем.
Выдох. Вдох. Судорога. Выдох. Вдох.
Хакс заставил себя напрячься, несмотря на то, что плотнее обхватившие иглу мышцы гораздо ярче и глубже передавали вибрацию, вытаскивая из горла несколько сиплых, надрывных стонов, и, до новой крови впиваясь в кожу, вжал тонкие ребра обоих кусков под крышку иглы и резко, однократно дернул вверх.
Ощущение проехавшегося внутри дрожащего инородного предмета не успело задержаться, когда Хакс дернул еще раз – и наконец подцепил пальцами иглу.
Он не стал даже готовиться. Просто рывком выдернул её и отшвырнул в другой конец комнаты, обхватывая рукой хлынувший кровью бок.
Боль и не думала успокаиваться, хотя судорогами сжимать перестало.
Капитан Хакс поднял растрепанную голову и устало глянул на часы.
19:17.
У него оставалось около получаса на то, чтобы привести себя в порядок и явиться на вечернее построение. Главное не оставить на кителе кровавые разводы, держать спину и не хромать.
Тогда, возможно, он не вызовет вопросов.
Следующим утром, еще до солдатской побудки, Хакс приложил ладонь к панели оповещения на двери каюты полковника Фетча.
Дверь отъехала, а капитан внутренне отдал бы всё за то, чтобы она заклинила навечно.
Он боялся. Боялся, что если войдет во второй раз, то вчерашнее может повториться. Если не в еще худшем, то в том же варианте.
Вечером он едва мог заставить себя держать спину ровно, но вколотый под скулы DVJ-100 снял ставшую бы подозрительной бледность. Кроме того, ему все-таки удалось не хромать и сохранить китель от разводов крови. Для этого пришлось порезать форменную футболку на несколько лоскутов.
Бок не переставал мучительно ныть и тянуть болью, даже когда Хакс просто лежал на кровати. Становилось гораздо хуже, когда он вставал, садился, пытался наклониться или повернуть корпус.
Капитан сжал руки за спиной – и вошел в открывшийся проем. Полковник Фетч отвернулся от галоэкрана, но сегодня на его лице не было ни тени усмешки.
Дверь закрылась.
- Подойди.
Хакс сделал три шага и остановился. Руки расцепились, и молодой человек протянул забраку так и не переставшую вибрировать иглу: как положено передавать любое оружие – острием к себе. Он прекрасно понимал, что это может быть мгновенно использовано против него, но правила нарушать не хотел.