Дергающиеся индикаторы уровня— во весь экран. Звонок. Запись продолжает идти.
— Привет.
— Здравствуй, Лена. Какого черта ты решила мне позвонить?
— Мне нужно сходить в магазин и купить таблетки против комаров. Одной мне идти скучно.
— И что, так далеко надо идти?
— В Сосновую Поляну.
— А в ларьке их нет, что ли?
— Нет.
— Чепуха какая-то. Значит, там их нет, а в Сосновой Поляне есть. Бред. А на кой они нужны тебе в сентябре? Ведь все комары подохли?
— Знаешь, как они у меня жужжат? Это кошмар какой-то. И жалят, жалят!
Сентябрь. Желтые йодные фонари. Еще не поздно — город только готовится ко сну.
— Тебе не холодно?
— Нет.
— Что меня всегда поражало в вас, женщинах, так это то, что у вас никогда не мерзнут ноги. Неужели тебе не холодно в босоножках? Куртку ты надела, иначе бы замерзла. А ноги у тебя голые. Как так? Не понимаю я вас.
— Вам, мужикам, надо хранить яйца. Иначе ничего у вас не останется.
Лена, спросив таблетки, долго копается в кошельке. Продавщица устало ждет. Наконец Лена достает деньги и платит.
— Как ты считаешь… Может быть, мне можно выпить бутылку пива?
Я пожимаю плечами:
— Почему бы и нет? Но завтра на работе ты будешь сама отвечать перед собой.
Лена забирает таблетки и бутылку. Продавщица отсчитывает сдачу.
— Когда моя дщерь была со мной, мы гуляли вот так же. Я бывал пьян, но успел ей рассказать о том, что ночной город — это красиво. Очень красиво. Серебряный город, золотые огни. Теперь наверняка позабыла: сейчас она далеко, маленькая.
Индикаторы на минус бесконечности. Звонок. Грохот трубки, снимаемой с аппарата.
— Але.
— Маркуша, я напилась.
— Поздравляю. Угу. Что ты еще от меня хочешь?
— Можно, я к тебе приду?
— Можно. Только зачем?
— Пообщаемся. Поговорим.
— Ты по мне соскучилась. А где ты была эти четыре года?
— Тогда ты был женат, развратник, но хотел меня поцеловать. На дне рожденья — помнишь? Ведь ты же не будешь этого отрицать?
— Ну да, хотел, ну и что?
— Я иду.
— Идешь?
— Иду.
— Мне было в лом убирать постель, — сказал я. — Знаю, что тебя не очень шокирует это. — Трудно объяснить Ленке, какие тараканы бегают вокруг да около. — Жрать хочешь?
— Хочу.
— У меня только макароны. Будешь?
Мы переместились на кухню. Ленка звиздела какие-то гадости, а я разогревал изделия из теста. В холодильнике нашлось полбанки тушенки — и это пошло в дело. «Не люблю макароны, — начала гундосить Ленка, — меня мама постоянно ими кормит, — не буду жрать это дерьмо, неужели у тебя нет нормальной человеческой еды?» И я бы, наверно, выдержал этот гундеж, но тут на кухню заявился мой кот и тоже принялся орать, что мол, кормишь ты меня какой-то херней, хозяин.
Наслушался блюзов, идиот. Еще один субботний вечер, а кормишь ты меня херней! Еще один субботний вечер, а кормишь ты меня херне-е-еой! Ну и так далее, в том же духе. Пришлось на этих уродов прикрикнуть: «Да жрите вы макароны, сволочи!» Они были с мясом. Ленка умяла тарелку и сказала, что хочет спать. «А как же работа? — спросил я. — Ведь у тебя вечерняя смена. Спать? Баюшки-баю? Ты же понимаешь, что я за тебя ответственности никакой не несу и нести не собираюсь. Падай и спи, мне-то что, жалко, что ли, но что ты скажешь на работе завтра?» — «Я, м-мэ, только немножко полежу, а потом встану, и поеду на работу». Ага. Ну ладно. Постель была разобрана, и я подумал, что это хорошо — не надо разбирать. Скинув халат, я рухнул. На Ленке было немного одежды, и я помог ей ее снять. Дальше была эротическая сцена, построение которой я воскладываю на могучие плечи режиссера; хочу лишь только заметить, что у Ленки на попе был маленький хвостик, замечательная штучка, которая, впрочем, нисколько не помогала ей кончать. Вообще эта дура не умела трахаться, и я, честно говоря, обломался. Через очень непродолжительное время она встала, почесав зад, и сказала: «Мне пора на работу. Ты меня проводишь?»
«Ну конечно, моя родная, — хотел проговорить я, но молчал. — Проводить тебя — это высший кайф на свете. Идти до Сосновой Поляны быстрым шагом, как до Индии — семь минут, а с тобой и все двадцать. Еще один субботний вечер-р!.. Ой-е-ё!..»