Распространение инфекционных заболеваний обладает уникальной способностью подпитывать страх, беспокойство и массовую истерию. При этом, как мы видели, это также бросает вызов нашей социальной сплоченности и коллективной способности справляться с кризисом. Эпидемии по своей природе вызывают разногласия и травмируют. То, против чего мы боремся, невидимо; наша семья, друзья и соседи могут стать источниками инфекции; те повседневные ритуалы, которыми мы дорожим, например встреча с другом в общественном месте, могут стать средством передачи; и власти, которые пытаются защитить нас, применяя меры лишения свободы, часто воспринимаются как агенты угнетения. На протяжении всей истории важным и повторяющимся образцом был поиск козлов отпущения и твердое возложение вины на постороннего. В средневековой Европе евреи почти всегда были среди жертв самых громких погромов, спровоцированных чумой. Один трагический пример иллюстрирует это: в 1349 году, через два года после того, как Черная смерть начала бродить по континенту, в Страсбурге в день святого Валентина евреи, которых обвиняли в распространении чумы, загрязняя городские колодцы попросил преобразовать. Около 1000 человек отказались и были заживо сожжены. В том же году еврейские общины в других европейских городах были уничтожены, что вынудило их массово мигрировать в восточную часть Европы (в 000 отказались и были сожжены заживо. В том же году еврейские общины в других европейских городах были уничтожены, что вынудило их массово мигрировать в восточную часть Европы (в 000 отказались и были сожжены заживо. В том же году еврейские общины в других европейских городах были уничтожены, что вынудило их массово мигрировать в восточную часть Европы (в Польшу и Россию), постоянно меняя демографию континента. То, что верно для европейского антисемитизма, также применимо к подъему абсолютистского государства, постепенному отступлению церкви и многим другим историческим событиям, которые в немалой степени можно отнести к пандемиям. Изменения были настолько разнообразными и распространенными, что привели к «концу эпохи подчинения», положив конец феодализму и крепостному праву и положив начало эпохе Просвещения. Проще говоря: «Черная смерть могла быть непризнанным началом современного человека».[2] Если такие глубокие социальные, политические и экономические изменения могут быть спровоцированы чумой в средневековом мире, может ли пандемия COVID-19 ознаменовать начало аналогичного поворотного момента с долгосрочными и драматическими последствиями для современного мира? В отличие от некоторых прошлых эпидемий, COVID-19 не представляет новой экзистенциальной угрозы. Это не приведет к непредвиденным массовым голодам, крупным военным поражениям и смене режима. Целые группы населения не будут ни истреблены, ни перемещены в результате пандемии. Однако это не означает обнадеживающего анализа. На самом деле пандемия резко обостряет уже существующие опасности, которым мы не могли адекватно противостоять слишком долго. Это также ускорит тревожные тенденции, которые накапливались в течение длительного периода времени.
Чтобы начать разработку значимого ответа, нам нужна концептуальная основа (или простая мысленная карта), которая поможет нам задуматься о том, что происходит, и направить нас в осмыслении этого. Идеи, предлагаемые историей, могут быть особенно полезны. Вот почему мы так часто ищем обнадеживающий «мысленный якорь», который может служить ориентиром, когда мы вынуждены задавать себе сложные вопросы о том, что изменится и в какой степени. При этом мы ищем прецеденты с такими вопросами, как: Похожа ли пандемия на испанский грипп 1918 года (который, по оценкам, унес жизни более 50 миллионов человек во всем мире тремя последовательными волнами)? Может ли это быть похоже на Великую депрессию, начавшуюся в 1929 году? Есть ли какое-то сходство с психологическим шоком, нанесенным 11 сентября? Есть ли сходства с тем, что произошло с SARS в 2003 году и H1N1 в 2009 году (хотя и в другом масштабе)? Может ли это быть похоже на великий финансовый кризис 2008 года, но намного масштабнее? Правильный, хоть и нежелательный, ответ на все эти вопросы: нет! Ни один из них не соответствует масштабам и характеру человеческих страданий и экономических разрушений, вызванных нынешней пандемией. В частности, экономические последствия не похожи ни на один кризис в современной истории. Как отмечали многие главы государств и правительств в разгар пандемии, мы находимся в состоянии войны, но с врагом, который невидим, и, конечно, метафорически: «Если то, что мы переживаем, действительно можно назвать войной, это конечно нетипичный. Ведь сегодняшнего врага разделяет все человечество ».[3]