Сбив дыхание от гнева, Гарри подскочил с места и хотел было убежать, но Люпин вовремя перехватил его.
— Не надо, Гарри, садись, — успокаивающе сказал он, надавливая ему на плечи, чтобы вернуть на место. — Успокойся. Гермиона говорит о том, что по крайней мере все живы. Сомневаюсь, что ребят пытали, наверняка Снейп сказал это для устрашения…
— А если нет? — возразил он с жаром. — Если Снейп отправил их на расправу этим Кэрроу? Даже боюсь представить, что они могли сделать с Джинни! Не дай бог с неё упал хотя бы один волосок, я придушу этого сальноволосого ублюдка своими руками!
Молчавший всё это время Рон вдруг удивлённо вскинул брови.
— Почему ты думаешь, что они могут что-то сделать с Джинни? — напряжение прозвучало совершенно открыто.
Гарри потупился. Они с Роном так до конца и не объяснились в отношении Джинни. Кто бы мог подумать, что влюбиться в младшую сестру друга окажется таким щекотливым вопросом! Пока Гарри нравилась Чжоу, между не было непонимания, но с Джинни начались неловкие недомолвки. В отличие от близнецов и Билла, которые довольно быстро раскусили, как на самом деле Гарри смотрит на их сестру, Рон искренне негодовал. Очевидно, ему казалось, что друг должен питать к ней такие же братские чувства, но уж никак не романтические.
— Я боюсь, что Снейп… — заговорил Гарри, запинаясь и теребя манжеты своей кофты, — боюсь, он узнает, что Джинни мне особенно дорога, что я её… люблю.
Наконец он решительно взглянул на друга. Слова дались ему нелегко, от того каждая секунда промедления отпечатывалась новой тенью беспокойства на его лице. Поражённый Рон смотрел на него, открыв рот.
— Ну, я… — пробормотал он. — Я догадывался, в общем. Предполагал, что она тебе нравится.
— Нет, Рон, — перебил его Гарри. — Она мне не нравится, я люблю её.
Испуганный собственным признанием, он выскочил из-за стола, и на этот раз Люпин не попытался его удержать. Звонко дёрнулась шторка на входе в палатку. С улицы донеслось гудение ветра. Рон непонимающе перевёл взгляд с Люпина на Гермиону. Он искренне не понимал, что должен делать дальше.
— Поговори с ним, — мягко подсказала Гермиона и погладила его по плечу. — Ты ведь не против?
— Совсем нет!
Их взгляды встретились в безмолвном диалоге. Так мне его догнать? Конечно! Может, подождать? Иди, он ждёт! За столько лет Гермиона научилась распознавать все оттенки их робости и точно знала, как им в такие моменты нужна поддержка и одобрение.
Рон, полный задумчивости, удалился следом. Предстоящий разговор требовал хороших размышлений. Однако Гермиона не сомневалась, что они смогут понять друг друга.
Оставшись с Люпином вдвоём, она невольно поймала себя на том, как рада такому исходу. Гордость за друга, решившегося наконец признать свои чувства не только перед Роном, но главное — перед сами собой, согрела ей душу. Как же хорошо, наверное, иметь кого-то, ради кого можешь пойти на самый головокружительный риск!
— О чём задумалась?
Гермиона столкнулась с ожидающим взглядом Люпина. Он ненавязчиво рассматривал её, будто хотел прочитать её мысли, но не решался просить разрешения. Его мягкая улыбка напомнила вдруг о тех временах, когда на занятиях он терпеливо ожидал ответ у самого нерешительного студента. Или вечером на Гриммо напротив распустившейся розы.
— Подумала о том, что Гарри стал полноценным романтическим героем, — отозвалась Гермиона и мечтательно подпёрла кулаком щёку. — Теперь он не просто благородный рыцарь, у него есть возлюбленная, подарившая ему единственный поцелуй. Однако она в беде и её надо спасать из лап дракона. Ах, куртуазный роман, не иначе!
С иронической усмешкой она отставила в сторону чашку, невольно заметив расположение чаинок на дне. Они сложились в форме созвездия, очень знакомого, но, к сожалению, безвременно ею забытого.
Тем временем Люпин состроил недовольную гримасу.
— Вообще-то влюблённости друга обычно радуются более искренне, — наигранно строго заметил он, но неожиданно спохватился. — Или… я чего-то не знаю? Может, я допустил оплошность, не заметив, что ты и Гарри…
— Нет-нет! — Гермиона вскинула руки и замотала головой. — Мы друзья. Он мне как брат. Честно. И Рон тоже. Даже не знаю, как я могла бы влюбиться в кого-то из них. Или влюбиться в кого-то другого.
Глаза виновато принялись исследовать поверхность стола. Вот опять вырвалось! Проклятый язык снова ставил её в неловкое положение. Как будто Люпин — её психотерапевт и обязан выслушивать про все травмы и ментальные расстройства! Гермиона ругала себя, на чём свет стоит, но всем телом чувствовала, что от ответа ей уже не отвертеться.
Так оно и было. Люпин беззвучно подталкивал её снова сыграть концерт своими скелетами в шкафу.
— Карты на стол, да? — уголок её губ поплыл в сторону. — Время новой исповеди? Мне кажется, я изведу тебя своими дефектами.
— Пока я не заметил ни одного.
Удивительно, даже когда Люпин врал, он делал это так вежливо и очаровательно, что его невозможно было упрекнуть. Неужели она так хорошо вела себя весь год, что Санта преждевременно послал ей такой щедрый подарок?
— Ты пожалеешь об этом, — Гермиона усмехнулась, закатив глаза. — Всё дело в том, что я никогда не влюблялась.
Сделав паузу, она попыталась уловить малейшее колебание в его чертах. Что он скажет? Посмеётся? Смутится? Решит, что она маленькая и глупая, поэтому возьмёт на себя роль мудрого ментора, сказав, что «всё ещё будет»? Нет, ей так не хотелось услышать от него банальностей. Только не они. Пусть лучше ничего не говорит! И Люпин молчал, давая ей возможность договорить, зная, что это не всё.
— У меня были симпатии, — более решительно продолжила Гермиона. — Мне нравится Виктор Крам, вернее мне льстило его внимание. На шестом курсе я жутко ревновала Рона, когда он встречался с Лавандой — как оказалось потом, меня просто разочаровывал его выбор. Летом со мной флиртовали Фред и Джордж, но я…
Она осеклась. Никто из этих мальчиков, которых она осмелилась назвать вслух, на самом деле не вызывал ничего, что с натяжкой можно было назвать влюблённостью. Совершенно другие эмоции брали вверх. Разумные, эгоистичные, рациональные. Тщеславие подтолкнуло её к очаровательному болгарину. Неудовлетворение поверхностными интересами однокурсницы рассорило её с Роном. Любопытство развязало язык во время флирта с близнецами. Но никакого вдохновения! Ничего, о чём она читала в любимых книжках. Меж тем, сложность такой пламенной натуры совсем не отторгала любовь. Наоборот, ей хотелось почувствовать и в какой-то момент она даже засомневалась: а способна ли она на это?
— Мои эмпирические эксперименты не дали плодов, — Гермиона поморщилась, вспоминая приставания Кормака на балу Слизней. — Все эти мокрые поцелуи и потные руки…
Впечатления у неё были ужасными. Первый поцелуй был настоящей трагедией, а уж о чём-то более личном Гермиона не хотела даже думать. Позволить себя тронуть тому, от кого хочется поскорее сбежать? Нет, она ещё не выжила из ума, чтобы тренировать физиологию без малейшего чувства.
— Милая Гермиона, — Люпин протянул её имя с улыбкой. — Твой страх абсолютно нормален. Ты боишься не встретить своего настоящего возлюбленного. Беспокоишься, что жизнь пройдёт мимо, а ты останешься за бортом. Это чувствуют многие люди. Но, поверь мне, любовь не обойдёт тебя стороной. Она сама найдёт правильное время и место. И человека, — он хмыкнул. — Ведь не у всех потные руки.
Ей тут же вспомнились его прикосновения. Случайное касание пальцами, его руки на долю секунды на её плечах перед тем, как он снимет её пальто, приятный жар на спине, когда он ведёт её куда-то, тёплые ладони через тонкий капрон под коленями по пути в комнату. Определённо, не все руки такие мокрые и неприятные.
— Не у всех… — Гермиона облизала пересохшие губы. — Это точно.
========== 4. Перед лицом Луны ==========
The world was on fire and no one could save me but you
Chris Isaak — Wicked Game
Начало ноября пришло вместе с неожиданным похолоданием. Усилиями Люпина в палатке сохранялось тепло, но вот на улице зуб на зуб не попадал. Приходилось надевать на себя всё, что можно было найти в недрах сумочки. И всё равно, того и гляди, замёрзнут руки или нос. Гермиона злилась на собственную мерзучесть. Но стоило ей подуть на окоченевшие пальцы, откуда ни возьмись за спиной появлялся Люпин и, как заботливая курица-наседка, укрывал её пледом или загонял в палатку.