Самый молодой из коллегиантов, восторженный Симон Иостен де Врис, воскликнул:
- Мосье, вы реформатор земли и неба! Всю жизнь я мечтал о том, как можно познать сокрытые силы природы, измерить расстояние между Землей и Солнцем, раскрыть тайную причину явлений. Пришли вы - и я, наконец, нашел тот маяк, который указал верный путь к истине.
Спиноза был смущен похвалой друзей-единомышленников. Чтобы вернуться к теме лекции, он сказал:
- Все люди обладают разумом, а следовательно, рождены для света.
Лодевейк Мейер добавил:
- Рожденные для света пребывают во мраке.
- Чтобы покончить с мраком, - сказал Спиноза, - необходимо сознание собственной силы, оно снимает оковы рабства, ломает цепи, в которые церковь заковала человеческий разум. Кто вложил в свое сердце стремление к познанию истины, того никто не остановит.
День шел к концу. Симон Иостен пригласил друзей к себе на ужин. Приглашение охотно было всеми принято. Спиноза с Кларой-Марией первым вышел на улицу в направлении дома де Вриса. Шли медленно. Клара-Мария взяла руку Спинозы и провела ею по своему лбу и щекам, словно эта рука мыслителя источала целительный бальзам. Она была благодарна судьбе, что рядом с нею шел он, мудрый, юный, красивый, величественный - восходящее солнце, пришедшее к людям, чтобы озарить их своим светом.
- Бенедикт, - обратилась она к нему.
- Почему Бенедикт? Меня все зовут Барух.
- Вы говорили, - пояснила она Спинозе, - что ваша фамилия происходит от названия португальского городка Эспиноза. Я же полагаю, что она происходит от латинского "Спиноза" - роза.
Улыбаясь, он ей ответил:
- Переведите уж до конца; спиноза означает колючая роза. Да, но почему вы изменили мое имя?
- Для гармонии. Пусть и оно звучит по-латыни. Великолепно! Отныне всюду среди друзей и недругов я буду называть вас только так - Бенедикт Спиноза.
Шутя, Спиноза заявил, что раз так, то ему придется изготовить герб, обрамленный словами: "Caute quia spinoza est", то есть "Осторожно колется...".
Во время обеда у Симона де Вриса присутствующие, обращаясь к Спинозе, уже называли его не иначе, как Бенедиктом.
Благословенный Бенедикт - это имя пристало к Спинозе, слилось с ним и закрепилось за ним навсегда.
После обеда все вышли в веселый от обилия зелени сад. Лодевейк Мейер напомнил Бенедикту, что он обещал потолковать с друзьями о своем понимании бога.
- Да, обещал, - подтвердил Спиноза. - Однако не торопите меня, я еще не в состоянии ответить себе и вам на этот вопрос.
- В такой прекрасный вечер, - вступила в разговор Клара-Мария, - лучше дать слово Жану Зету. Пусть порадует он нас своими новыми стихами.
Собравшиеся дружно попросили Зета почитать им что-нибудь.
Жан Зет забрался на садовую скамейку и оттуда начал декламировать:
Да здравствует жизнь, радость солнечных дней,
Нас освободившие от мрачных цепей,
От ханжества тех, чья вера есть ложь,
От всякого рода святош!
Пусть люди очнутся и духом воспрянут:
Кто духом свободен - того не обманут!
Смеяться он будет в лицо лицемерам,
Обманщикам и суеверам!..
До поздней ночи веселились друзья-коллегианты в саду де Вриса. Многие из них тогда твердо уверовали в правду слов Спинозы о том, что жизнь, радость и веселье начинаются там, где упорно трудится мысль, неустанно ведется борьба истины против лжи, свободы против тирании.
ДЕНЬ БОРЬБЫ
Капиталы Михоэла Спинозы перекочевали к Самуилу Казеро. Бенедикт оставил себе только железную койку, небольшой стол, пару стульев и книжную полку. Ничего лишнего. Слишком много вещей отвлекают, мешают труду и работе мысли.
Надо было подумать о заработке. Скупой рацион, немного трубочного табаку приходится покупать, а лавочники отпускают товары только за наличные.
Нужда крепко держала Спинозу в цепких лапах. Щедрый друг его Симон Иостен де Врис распорядился установить мыслителю ежегодную пенсию в 500 флоринов - сумму, вполне покрывавшую необходимые расходы. Однако философ отклонил дар купца. Спиноза держался правила: "Будешь вкушать от трудов рук своих, блажен ты и благо тебе". Из всех профессий его безудержно увлекал труд оптика.
В то время увлечение оптическими стеклами было характерной особенностью передовых ученых и мыслителей. Такие стекла открывали бесконечно великое (Галилей и Кеплер) и бесконечно малое (Сваммердам и Левенгук).
Долгие недели Спиноза искал дружбы со шлифовальщиками линз. Наконец книгоиздатель - коллегиант Риувертс познакомил его с гравером и оптиком Марэном Сешаром. Коренастый, широкоплечий, с доброй улыбкой на лице, мастер согласился раскрыть Бенедикту некоторые тайны ювелирного искусства и показать ему основные приемы шлифовки оптических стекол. Светлая радость наполнила душу философа. Одержимый новой профессией, он упивался работой и вскоре стал блистательным мастером своего дела.
Люди, которые знали Спинозу, рассказывают, что его стекла пользовались огромным успехом, что "покупатели стали со всех сторон обращаться к нему, и это давало ему достаточный заработок для поддержания существования".
Однако к шлифовальному станку Спинозу приковывали не столько нужда и заработок, сколько поиски точных решений задач по преломлению света и сознание того, что увеличительные стекла приближают отдаленные и затаенные от человека макро- и микромиры.
Линзы поглощали весь день. Для философии оставалась только ночь.
Когда для всех трудный день бывал закончен, Спиноза складывал инструмент и отряхивал стеклянную пыль со своей одежды. Умывшись, он съедал молочный суп и после непродолжительного отдыха садился за письменный стол, занося на бумагу то, что обдумывал во время шлифовки линз.
Философ не замечал бега времени. Наступала полночь. Амстердам застывал. Один только Спиноза бодрствовал. В ночной тиши он создавал основы своей философской системы.
Природе приписывалось несовершенство, конечность бытия, сотворенное начало. Верно ли это? "Религия и многие философы до меня, - размышлял Спиноза, - унижали природу и возвышали бога. Надо, наконец, рассмотреть вопрос о взаимоотношениях природы и предвечного, человека и всевышнего. Это необходимо не только для уяснения себе сущности и смысла бытия, но и для просвещения друзей-коллегиантов. Ведь даже в их среде находятся люди, искренне верующие во всемогущество духовного существа, в наличие духов и привидений, призраков и чудес. Почтеннейший Гуго Боксель обиделся, когда я спросил у него: "Что такое привидения или духи? Что это, дети, глупцы или сумасшедшие? Ибо то, что мне приходилось слышать о них, приличествует скорее безумцам, чем людям здравомыслящим, и в самом лучшем случае смахивает не более, как на шалости детей и на забавы глупцов".