Артистка поднялась со своего места, вышла с гитарой на сцену и, аккомпанируя себе, начала танцевать. Публика в ритм движений актрисы подхватила песню:
Арабская танцовщица прекрасна,
В ее крови мои мечты горят.
Ее глаза, с моими повстречавшись,
Затеплились, и светом вспыхнул взгляд.
За столиком Мейера шла оживленная беседа. Лодевейк рассказывал друзьям о задуманной им книге, которая должна прийти на помощь тем, кто отрицает богооткровенность Библии, и послужить им верным оружием в философской войне.
Друзья видели, что семена, посеянные лекциями Спинозы в доме Корнелиуса Мормана, начинают давать обильные всходы. Но они видели также и те опасности, которые ждут Мейера на вновь обретенном пути.
Один из коллегиантов, Питер Баллинг, сидевший рядом с Лодевейком, посоветовал ему соблюдать осторожность.
- Учитель наш написал свой "Краткий трактат" только для друзей-единомышленников, желавших "упражняться в нравственности и посвятить себя истинной философии". Но списки трактата сделались достоянием многих лиц, которых никак не назовешь ни друзьями, ни единомышленниками.
Баллинг добыл из кармана несколько потертых листков.
- Вот, полюбуйтесь, - продолжал он. - Этот пасквиль распространяется злейшими врагами Спинозы и может принести ему большой вред. Послушайте только, что они пишут.
"Мы, - читал Питер, - прочли сочинение дурного человека, Спинозы, и легко постигли, что он не только вступил на путь атеизма, но зашел по нему очень далеко. Нам казалось, что его трактат "О боге, человеке и его блаженстве" останется без всякого внимания. Мы полагали, что люди неученые не поймут нечестивого содержания, ученые же легко поймут всю суетность и несостоятельность этого сочинения. Ныне мы убедились, что не только иные из толпы, совершенно несведущие в философии, почитают учение Спинозы за нечто научное и очертя голову ввергаются в атеизм, к которому они и прежде были склонны, но даже люди ученые увлекаются этим прискорбным лжеучением".
Закончив чтение, Баллинг обвел пристальным взглядом притихших друзей и добавил:
- Эти люди не только пишут письма, но грозятся также перейти к действиям, и слова их - не пустая угроза. Gaute, друзья!
Входная дверь распахнулась, и на пороге появились Спиноза с Кларой-Марией.
Появление их было настолько неожиданным, что за столом вначале установилось неловкое молчание. А потом все наперебой принялись приглашать вновь прибывших. Спиноза с Кларой-Марией заняли предложенные места, но беседа как-то не клеилась. Более проницательный Мейер шепнул, наконец, друзьям:
- Разве вы не видите - им следует побыть вдвоем...
Воспользовавшись затеявшейся под окнами потасовкой, коллегианты покинули таверну.
За столом остались Клара-Мария и Спиноза. Некоторое время они сидели молча. Как бы продолжая прерванный разговор, Спиноза спросил:
- Вы не смогли бы доказать отцу, что ваша естественная среда - это Амстердам?
- К сожалению, нет... Но, - сказала она, - отец говорил, что и вы можете с нами поехать во Францию...
Спиноза достал трубку, закурил и в раздумье глядел куда-то вдаль, мимо Клары-Марии.
- Что вы молчите, Бенедикт? - огорченно спросила она.
- Нет, Мария, - ответил ей Спиноза, - королевская Франция - это не то место, где можно свободно мыслить. Сами знаете, Декарт покинул свою родину и жил в нашей стране.
После небольшой паузы он добавил:
- Нам выпало на долю жить в свободном государстве, где каждому предоставлена свобода суждения. И здесь у меня много друзей.
- То, что сблизило меня с вами, - с грустью сказала Клара-Мария, теперь нас разлучает - ваша философия.
В зал вернулись Мейер, Риувертс, Боуместер. и другие гости.
Зет из-за стойки оповестил:
- Друзья! Сегодня я бесплатно угощаю всех в честь праздника свободы Голландии. Наливайте бокалы! Это вино не французское, не итальянское и не испанское. Это голландское вино. Может быть, оно кому-то покажется не таким сладким и не таким крепким - я его пью как самый лучший нектар из всех, которые нам подарила мать природа!
Затем он подошел к Спинозе и громко сказал:
- Учитель, тост!
Спиноза взял бокал и торжественно произнес:
- Дорогие друзья! Голландия радуется, что она порвала цепи рабства и сбросила с себя чужеземное иго. Свобода стала основой нашего существования. Но тот, кто истинно заботится о народе, обязан прежде всего способствовать освобождению его духа от страха, смирения, от тысячелетнего сна, в который погрузила его церковь. Она стремится загнать людей в темный подвал, запрещая каждому свободно отличать правду от лжи, и лжет, лжет беспрепятственно, бесстыдно, используя каждое несчастье человека для своего возвышения и обогащения! Что мы можем и должны ей противопоставить? Знание. Разум, обогащенный знанием, всесилен. Поднимаю бокал за свободу разума!
Все в ответ закричали:
- Виват! Виват!
Долго веселились коллегианты в этот вечер в таверне Жана Зета вокруг Спинозы. Только самому философу было грустно, сидя рядом с Кларой-Марией. Он отлично понимал, что сидят они так близко в последний раз...
ВОИНСТВУЮЩАЯ МИСТИКА
Дым костров инквизиции возродил в евреях чудовищную веру в приход небесного спасителя - мессию.
С незапамятных времен пророки провозглашали веру в пришествие избавителя от земных невзгод. Гонимые и расселенные по разным странам, евреи несли с собой веру в наступление лучших времен и надежду на "царство божие" для очищенных от зла людей. Представление о спасении "приобрело самые различные формы с характерными чертами мистического освобождения от нищеты, материальных и духовных страданий, рабского ига" (А. Донини, "Люди, идолы и боги"). "Будет обилие посевов хлеба на земле - превыше гор; злаки будут волноваться, как лес на Ливане, и в городах размножатся люди, как трава на земле". Такова была вековечная мечта бедняка, преображающая надежду на лучшую жизнь в религиозную иллюзию.
"Разумеется, - подчеркивает Донини, - представление о спасении с помощью мессии выражалось языком религии. Тем самым оно способствовало отходу людей от действительности, вело их от одной мечты к другой и в конце концов - к поискам фантастического разрешения противоречий, не способного изменить существовавшие условия жизни".
Не понимая классовых причин, социальных потрясений, происходивших в XVI и XVII веках на Украине, в Турции, Испании и Голландии, обездоленные и угнетенные еврейские народные массы тешили себя надеждой на заступничество мессии. Им казалось, что "чаша страданий опорожнена до дна" и что час освобождения от мук настал.