Выбрать главу

В кругу Спинозы не было места равнодушию. Вдумчивый подход ко всему живому противопоставлял Спиноза скотскому безразличию. Страстную заинтересованность к судьбам людей должен был проявлять каждый, кто хотел учиться у философа и стать его последователем.

Ученики из Фляенбурга однажды рассказали Спинозе смешную историю о гимне саббатайанцев. Как-то Саббатай Цеви и невежды и мечтатели из его свиты услышали в горах Турции песенку о царевне Мелисельде:

В ручье, как зеркало, кристально чистом

Лежит и нежится царевна

Мелисельда,

И к ней ласкается ручей

И страстно жмет к груди своей.

О Мелисельда!

Вот вышла из ручья. Как первый снег, чиста

И ослепительна, и обжигает красота...

О Мелисельда!

Кораллами алеют губы,

Сверкают перламутром зубы.

О Мелисельда!

И лик ее величествен. Он

Сияньем благостным и гордым озарен.

О Мелисельда!

В глазах таятся молнии и грозы,

Уста - благоуханье розы...

О Мелисельда!

Каббалисты приняли исполнителя песни, пастуха из гор, за провозвестника "гласа божия", а в словах о Мелисельде усмотрели аллегорию: любовь всевышнего к "избранному" народу.

Спиноза долго смеялся, затем заговорил о порочности измышлений, об избранных и неизбранных народах, а потом о равенстве всех наций, о невежественных "избавителях народа". "Ревнители мессианства своими дикими воплями повергают в ужас слабые умы, - сказал Спиноза. - Отчаяние, безысходность народа так велики, что он возлагает надежды на такое убожество, как Саббатай Цеви... Для меня же, - подчеркнул философ, аксиома: темные силы не могут принести освобождения никому. Кто действительно заботится о людях, тот обязан прежде всего помочь им освободиться от мрачных суеверий. Освобождение духа народа - вот начало всеобщего его освобождения!"

Спиноза говорил с жаром и гневом. Он обратил внимание фляенбургских юношей на то, что любой негодяй, который выдает себя за мессию, авантюрист, лишенный головы и разума. Легковерные люди грезят о каком-то сверхъестественном искуплении. Необходимо предотвратить победу лжи, надо раскрыть грубый обман и рассеять густой мрак.

Покоренные ясностью мыслей Спинозы, его ученики принесли во Фляенбург светлые идеи о свободе и равенстве, о радости труда и жизни. Они откровенно заявляли, что Саббатай Цеви такой же мессия, как местный трубочист Иоахим.

За новыми "подрывателями основ веры" установили слежку. Кто же их вводит в грех?

Совет старейшин, встревоженный "богохульством" мальчиков, поручил некоему Рефоэлу, отъявленному мистику, проследить, откуда исходит ересь. Ему подсказали, что вероятнее всего это проделки дьявола, отверженного богом и общиной Баруха Спинозы.

Рефоэл поклялся, что позор с общины иудейской будет снят. "Во имя господа нашего, во имя Саббатая Цеви, - воскликнул фанатик, - я дни и ночи буду сторожить заклятого врага, грешную тварь, постами и истязаниями, умерщвлением плоти сделаюсь видящим, но невидимым, уничтожу богомерзкую нечисть!"

Рефоэл, детина чуть ли не в два метра ростом, с круглой телячьей головой и лицом преступника, раб Каббалы и мистики, жестокий и грубый, с рвением взялся за "богоугодное" дело.

Дом, в котором жил Спиноза, стоял в глубине сада, на окраине Амстердама. Неподалеку от дома была мастерская философа. Там среди молотков, рашпилей, напильников, верстаков и множества линз, проводил он целые дни в мастерской, горячо и неустанно работал. Заказы он выполнял с особым изяществом, придавая линзам совершенные формы; каждое увеличительное стекло становилось в его руках подлинным произведением искусства, непревзойденным шедевром. Искуснейший мастер своего дела, Спиноза имел много заказов.

Однажды среди посетителей мастерской оказался и Рефоэл. Фанатик, прежде чем заговорить со Спинозой, достал из-за пазухи сюртука бараний рог и взмолился богу о том, чтобы он изгнал из мастерской бесов, которые здесь во множестве толпятся около дьявола. Потом он стал прерывисто трубить в рог. "Спасительное средство, - пояснил Рефоэл Спинозе, - бесы и духи боятся трубного гласа", - и тут же потребовал от философа ответа за богохульное поведение святых агнцев, то бишь детей из Фляенбурга.

Спиноза, с иронией наблюдавший за дурно сыгранной комедией, попросил мистика оставить мастерскую, так как он мешает ему работать. Рефоэл крепко выругался и ушел, обещав очень скоро покончить с Барухом.

В тот же вечер, когда Спиноза возвращался из театра домой, коварный враг напал на него с ножом в руках. К счастью, Спиноза был не один, и ему удалось спастись от удара убийцы.

Однако члены раввината не оставили в покое отлученного и проклятого ими философа. В конце 1659 года Мортейро вторично попросил бургомистра изгнать Спинозу из Амстердама. Просьба рабби была удовлетворена, и Спинозе пришлось опять искать себе пристанище.

НА "УЛИЦЕ СПИНОЗЫ"

Оставив Амстердам, Спиноза в 1660 году уехал на родину коллегиантов, в Рейнсбург, и жил здесь до середины 1663 года. Он сблизился с простыми людьми из народа, с крестьянами и ремесленниками, часто общался с ними, принимал горячее участие в их повседневной трудовой жизни, помогал советом, утешал добрым словом. Селяне Рейнсбурга полюбили горожанина. Свою безграничную любовь к нему они выразили весьма сердечно: узенький переулок, в котором жил философ, они назвали "Spinoza Laantien", то есть "Улица Спинозы".

На этой улице торжествовал человеческий ум: здесь жил, творил и трудился самый выдающийся человек своего времени, краса и гордость передового человечества.

Из Рейнсбурга Спиноза руководил спинозистским кружком, который был организован в Амстердаме Симоном де Врисом. "Хотя тела наши, - писал страстный пропагандист новой философии Спинозе, - находятся так далеко друг от друга, Вы очень часто представали перед моим духовным взором, особенно когда я перелистывал и обдумывал Ваши сочинения. Но так как для меня и моих товарищей не все в достаточной степени ясно (вследствие чего мы опять стали сходиться для совместных занятий)... я и решил написать Вам это письмо.

Что касается нашего кружка, то он основан на следующих началах: один из нас (каждый по очереди) прочитывает, объясняет сообразно со своим пониманием и затем доказывает все то, о чем идет речь, следуя расположению и порядку Ваших теорем. В случаях невозможности дать удовлетворительное объяснение друг другу мы признали полезным отмечать непонятное, а затем обращаться письменно к Вам, чтобы Вы по возможности рассеяли неясности и чтобы мы под Вашим руководством могли защищать истину против суеверно-религиозных людей и против христиан и тогда могли бы устоять под натиском хотя бы всего мира".