Спиноза был другом политического деятеля крупной буржуазии. "Великий пенсионарий" высоко ценил огромный ум и необычайный талант философа. Он часто совещался со Спинозой, прислушивался к его советам и обещал ему свое покровительство.
Чтобы отбить охоту у церковников вмешиваться в политику, де Витт предпринимал меры, направленные на подчинение церкви государству. Он лично финансировал издание нескольких работ, в которых доказывалось, что государство является высшим органом человеческого общежития, что оно должно стать единственным авторитетом как в делах житейских, так и в делах религиозных. Де Витт способствовал изданию книги Лодевейка Мейера "Философия - истолковательница книг священного писания", в которой автор доказывал, что борьба между государством и церковью ведется постоянно в любом обществе, что высшим авторитетом обладает государство и что "божественное слово" должно толковаться не теологией, то есть "философией церкви", а философией, то есть "наукой государства". Характерно и то, что по прямому указанию де Витта была переведена на голландский язык знаменитая работа английского философа-материалиста Гоббса "Левиафан", рассматривающая государство как человеческое установление, обладающее суверенными правами в обществе.
Появление упомянутых работ вызвало озлобление оранжистов и богословов. Они наводнили страну пасквилями, анонимными сочинениями, полными инсинуаций против де Витта и его единомышленников. Для укрепления своих позиций де Витту необходимо было дать решительный отпор всем поборникам монархизма и церкви. Кто смог бы глубже и убедительнее выполнить эту задачу, чем Спиноза?
В конце лета 1665 года глава нидерландского правительства нанес визит философу в Ворбурге.
В дружеской беседе де Витт стремился отвлечь Спинозу от "Этики" и побудить его ринуться в незамедлительный бой с церковниками.
Зная историю борьбы Спинозы с фанатизмом и предрассудками, президент республики опросил философа о роли государства в освободительной борьбе против религиозного дурмана.
- Цель государства, - ответил Спиноза, - не в том, чтобы превращать людей из разумных существ в животных или послушные его воле механизмы, но, напротив, в том, чтобы их душа и тело отправляли свои функции, не подвергаясь опасности, а сами они пользовались свободным разумом и не соперничали друг с другом в ненависти, гневе или хитрости и не враждовали друг с другом. Следовательно, цель государства в действительности есть свобода.
Де Витт согласился со Спинозой. Цель государства - свобода. Разумеется! "Но, - подумал президент, - свобода для философов, мыслителей, промышленников, судовладельцев, купцов... Только не для толпы. Чернь всегда остается одинаково жалкой".
- Жизнь общества, - произнес вслух де Витт, - бьет ключом. Она своеобразный театр бушующих страстей, на подмостках которого разыгрываются великие трагедии и жалкие фарсы. Война всех против всех. Противоположные интересы обостряются в связи с тем, что церковь посеяла вражду и ненависть между людьми и народами.
- Я слышу, - сказал Спиноза, - нескончаемые споры о верованиях и убеждениях. Я вижу, что магометанин презирает язычника, еврей отворачивается от магометанина, христианин превозносит себя над всеми ими вместе. Но в то же время я замечаю, что разница между ними не велика. Эта разница состоит лишь в том, что один из них носит чалму и феску, другой носит шляпу, один клянется Магометом, другой клянется Моисеем. Жизнь же всех их одинакова. Меня особенно удивляет, что люди, которые хвалятся исповеданием христианской религии, то есть религии мира, любви, воздержания и верности, на деле проявляют столько взаимной ненависти, что их гораздо легче узнать по отсутствию перечисленных добродетелей, чем по их наличию.
- Мрачная картина, нарисованная вами, очень верна, - подтвердил де Витт. - Какой же выход? Религиозная добродетель, к которой все взывают?
- Она, - ответил Спиноза, - сказывается очень поздно. На смертном одре, когда смерть победила все страсти, не мудрено стать добродетельным и богоугодным. Вы спрашиваете, какой выход? Отвечу: в разумном устройстве государства. Государство должно обеспечить людям безопасность.
- Вы правы, - сказал де Витт. - Государство, равно как и общество, это объединение людей, добровольное, согласное. Оно охраняет нормальную жизнь человеческую от возврата к животному состоянию, к той поре, к которой восходит религия. Вам не приходилось видеть офорт Рембрандта "Адам и Ева"? На нем с необычайной выразительностью показана первобытная суть наших прародителей. Великий живописец как бы напоминает нам, потомкам библейских зачинателей рода человеческого, нашу причастность к диким зверям...
- К счастью, - сказал Спиноза, - картины Рембрандта на библейские темы не предназначены для украшения храмов. Человек внутренней свободы, Рембрандт проявляет полное равнодушие к официальному культу. Библейские сюжеты он берет в их человеческой, а не сверхъестественной сущности. Их содержание насыщено реальной жизнью, ее борениями и страстями. Я горжусь тем, что являюсь его современником. Меня Библия заинтересовала несколько по-иному, но и я буду искать в ней земной, человеческий смысл. Утверждения теологов о греховности человека по меньшей мере смешны. В самом деле, если согласиться с библейской версией, выходит, что первозданные люди, наделенные свободой выбора, поспешили вкусить плод древа познания добра и зла, потому и стали ненавистны богу! Чудовищно, не правда ли? Ведь если во власти первого человека было как устоять, так и пасть и если при полном обладании своим духом он по природе был не испорчен, то кто мог добиться того, чтобы он все же пал? "Он был обманут дьяволом", - отвечают богословы. Но кто же был обманувший самого дьявола? Кто, спрашиваю я, сделал его самого столь безумным, что захотел стать выше бога?.. С вашим замечанием, господин президент, что религия коренится в естественном состоянии людей, не могу согласиться. Мне мыслится это так называемое естественное состояние, как существующее до религии, без религии. Заметьте, не только по отношению к незнанию, но и по отношению к свободе, в которой все родятся.