Тут по комнате раздался его невесёлый смех.
- Жаждал твоей смерти? Нет. А точнее, ты была лишь побочной жертвой. Одной из всех намеченных, как и все те, кто так или иначе связан со Стэнсфилдом, – он откинулся, раскачиваясь на стуле – безмятежный под моим ошарашенным взглядом. – Но я провалил миссию своей жизни. Позволил себе попасться. Дал слабость эмоциям и направился в бар, как щенок – разве после такого могу я быть символом своего же воздействия?
Так вот оно как. Оказалось, что всё это время вовсе не я была центральной фигурой – даже обидно.
А если вдуматься, это имеет смысл... Стоп. Или нет?
- Ты хочешь сказать, что Двуногий Томми знал Стэнсфилда?
- Да. Он ведь был не только твоим информатором. Как и тот полицейский, Джош Ллойд, был его коллегой. Ты, как потенциальная его сообщница, к слову, тоже входила в мой список. Ещё вопросы?
Я медленно облизнула пересохшие губы.
- Возмездие, значит?..
- Верно. Я не всегда был Тёмным Филином, некогда я служил полицейским под началом Стэнсфилда, но, узнав, какое отребье тот из себя представляет и чем помышляет – наркотики, отмывание денег, убийства... В общем, я решил, что буду жаловаться в мировой суд, да куда угодно. И ни за что не встану подле него в его грязной борьбе за наживу. Я проиграл. Норман не был рад и добился того, что повесил на меня ложное обвинение. Проще говоря, подставил меня, подкинув наркотики – доказательства моей вины показались суду железнобетонными. Никого в целом городе было не убедить в том, что всегда такой бодрый, деятельный, интеллигентный Стэнсфилд способен на это дерьмо. Он, к тому же, тогда был моложе, и внешне мог сойти за пай-мальчика. Люди слепы. С тех пор, как я вышел, я в жизни ищу только одного – мести. Сперва ему, а потом любому, кто мало-мальски похож на него. Но тебе этого не понять. Ты такая же дрянь, как и он. Такая же падшая, мелочная, жестокая дрянь. Я плюю на тебя, – и он плюнул.
Я впала в задумчивость. Стэн-Стэн-Стэн, многим ты, как оказалось, перешёл дорогу...
Глядя на Чёрного Филина, я понимала, что не могу отпустить его – хотя бы из-за того, что он сделает всё возможное, чтобы убить меня, хахаха. Человек с благородными целями. И паршивыми средствами.
- Спешу напомнить, мой ангел во плоти, что не так давно ты подорвал больницу, полную невинных людей. Чем ты лучше меня после этого?
- Я не лучше, – он долго, скучающе осмотрел стены вокруг. – Мои идеи – да. Но не я. И судья мне – непогрешимый.
После этого он ничего не сказал. Я ушла к себе в комнату, где кусала ноготь, как девочка, и думала, как Эйнштейн.
Этот парень – забота Стэнсфилда. Его враг. Как бы я ни была решительна и крута, мне не очень-то и хотелось приводить в исполнение приговор по его убийству. Хотел встретиться со Стэнсфилдом? И пускай. Почему бы нет? Может, сам он хотел бы взглянуть перед смертью в глаза своей главной цели?
И я. Я хотела взглянуть в глаза Стэнсфилду. В его блядские, страшные, будто всё время задумчивые глаза. Показать ему, что я раньше, чем он, добралась до угрозы его бесценной поганой жизни. Показать ему, что он зря меня недооценивал. Для себя, а не ради него.
Я решила, что утро вечера мудренее.
*
Он лежит в своей светлой, большой палате – со свежей перевязкой и недокуренной сигаретой в пепельнице. Вероятно, скучает по своим пластинкам и кассетам, а может – по препарату, которым балуется. Он просил меня о нём много раз – иногда кокетливо-мило, а иногда почти требовательно, на грани злости.
Я – не Ника Дарксоул. Не звезда преступного мира. Я – медсестра, запуганная и в то же время очарованная клиентом, называющим меня ангелом и говорящим со мной о Бетховене. Наивная, глупенькая блондинка, считающая, что нет ничего лучше мужчины, способного говорить о таких высоких вещах, еле доступных мне самой, со знанием дела. Даже если от этих мужчин веет злом, несмотря на их должность в полиции. Посчитавшая, что нет ничего зазорного в том, чтобы пронести во рту разноцветную капсулу, как он меня и спросил. Я сдалась. Я иду, еле сдерживая дрожь, по безлюдному коридору, и невольно встаю, как вкопанная, у порога, когда закрываю за собой дверь. Он лениво приоткрывает глаза – сперва один, затем второй, улыбаясь мне.
- Не с пустыми руками, ангел?
- Не ш пушстым втом...
Он смеётся и подзывает меня, я сажусь на край стула возле кровати, склоняюсь к нему... Боже. Он очень нежно, почти целомудренно целует меня, забирая капсулу из моего рта в свой. Забирая с ней вместе что-то ещё – может быть, моё девичье сердце. Мою несчастную душу.
- Запейте, пожалуйста, – лепечу я, протягивая ему стакан. Раз я слишком слаба, чтобы противостоять его вредным привычкам, я должна о нём позаботиться. Он меня слушается. После чего, откинувшись на подушку, не выпускает из пальцев прядь моих белых волос и щекотно гладит ей мою щёку.
- Ты хорошая, милая девочка, – произносит он с придыханием от восторга, вызванного чем-то далёким, не мной, но я вечно готова, затаив дыхание, растворяться в его восторге. – Умница. Как мне отблагодарить тебя?
У меня, к моему же стыду, есть куча идей, и я, трепеща от страха и блаженства, воплощаю одну из них – я ловлю его руку и прижимаю к губам. Я целую её. Она тёплая и ухоженная. У него пальцы пианиста. Я бы хотела, чтобы они впивались в простыни, в мои волосы – пусть он не церемонится со мной, лишь показывает, что ему хорошо со мной.
И как я дошла до этого?.. Примерная дочь любящих родителей, тихая девушка, в своё время мечтавшая стать преподавателем в музыкальной школе. Готова стать верной рабыней самого дьявола, пронзительно красивого, будто ангел.
Его взгляд тяжелеет, я вижу в нём что-то тёмное, очень тёмное – меня тянет, будто на свет, к этой хищной тьме. Вижу что-то сентиментальное в его удивлённой, скорее уж любопытной улыбке.
Вдруг он с шипением выдыхает и тихо ругается, видимо, при неудачной попытке повести плечом причинив себе боль. Я впадаю в неистовство, позабыв о смущении.
- Мистер Стэнсфилд... Сильно болит? Мне так жаль...
Он берёт меня за подбородок, тем самым призвав замолчать. По еле заметному раздражению в его взгляде я сознаю – мне не следовало акцентировать внимание на проявлении слабости с его стороны. Такие мужчины, как он, не терпят такого. Но я не могу не расплакаться от волнения, сочувствия, безысходности всех обуревающих меня чувств...
- Я... хочу сделать всё возможное, чтобы отвлечь Вас от того, что причиняет Вам дискомфорт... Всё, что позволите, мистер Стэнсфилд, пожалуйста... Вам необязательно даже касаться меня, Вы можете на меня не смотреть, – шепчу я побелевшими губами, с замиранием сердца заметив, что задышал он шумнее, опаснее. – Это всё, о чём я прошу.
Он опускает ладонь на мой бедный затылок – не давит, а только лишь гладит волосы, очень мягко, неосторожно заводит мне за ухо прядь.
- Как же мне повезло с тобой, – вкрадчиво выговаривает он мне в губы. – Не стесняйся. Иди сюда.
И моему счастью нет меры, когда я целую его грудь, и он сам спустя время бескомпромиссно направляет мою дрожащую руку за пояс своих штанов. Забирая мою чистоту. Заменяя её чем-то новым.
Эта хрень не приснилась мне – это то, о чём я совершенно сознательно думала перед сном забавы ради. Раз я так на себя не похожа в этих фантазиях, то и ладно – другая девка с моим лицом может столько угодно превозносить Стэнсфилда. Никому не будет от этого хуже, ведь так? Не уверена, но мне всё равно.
*
- Малки, есть один разговорчик, – выдохнула я сигаретный дым в телефонную трубку. На том конце тяжело вздохнули.
- Я слушаю.
- Слушай внимательно.
====== 8. Big deal ======
За окнами уютного ресторанчика шелестел дождь, и людишки спешили кто куда под цветными зонтами. Никто не мог догадаться и даже представить, что в этом спокойном месте, в погоду, навевающую приятную сонливость, двое беспринципных ублюдков будут решать судьбу третьего – принципиального.