– Я собирался это сделать сегодня! – чуть не плакал Песцов. Он был, казалось, убит этим признанием. Со лба его стекал пот. Ивлев дал время ему собраться мыслями.
– Она ждала вас? Она хотела этого? Или, быть может, ей позволил Лепешинский?
– Она ждала меня! – закричал Песцов. – Когда я вошел и увидел ее, она сидела в кресле и была так соблазнительна, что я…
– Не понял, – Ивлев поднялся со стула, – с ножом в горле она показалась вам соблазнительной? Вы извращенец, Песцов! Вы не садист, случаем? Так что она вам сказала?
– Не кричите на меня! – Песцов зажмурил глаза и обхватил ладонями лицо.
– Тогда я скажу вам. Скорее всего, она не была настроена принимать вас вечером и постаралась объяснить вам это как можно более вежливо, но у нее, по всей вероятности, это не очень-то получилось…
– Она сказала, что он вернется!.. Он поехал отгонять машину в гараж, у нас совсем не оставалось времени… Она тоже была расстроена.
– Как вы думаете, Лепешинский догадывался, что Клара согласилась уступить вам?
– Я не знаю, – проговорил Песцов упавшим голосом. – В любом случае, она бы не сказала… Она сильно изменилась ко мне в последнее время. Лепешинский давил на нее, она тоже устала.
– Как скоро они должны были пожениться?
– Через три месяца. Он ждал развода. Они собирались за границу, хотя Клара уже не верила ему. Ведь сколько времени прошло…
– Куда вы дели тело убитой вами Люды Фроловой, которую вы по приказу Лепешинского подобрали на вокзале, отмыли и устроили к нему же в фирму кассиршей?
Песцов курил, опустив голову.
– Вот вы все говорите: фирма, фирма. А ведь правильнее было бы сказать – фирма-посредник. В 2001 году, если мне не изменяет память, Лепешинский должен был выплатить своим поставщикам за чернобурых лис и свинину более двадцати миллионов рублей. Я отлично помню это дело. Тело несчастной девушки, которая везла эти деньги из банка, до сих пор не найдено. Во всяком случае, до сегодняшнего дня…
Песцов вздрогнул.
– Шофер вахтовой машины, сидевший в тот день за рулем, был обнаружен в кабине с разбитой головой. Он ничего не помнил. Кто оглушил его – вопрос! Скорее всего, сама Фролова, которая сидела сзади.
Песцов попросил воды и залпом выпил целый стакан.
– Что же это вы, Песцов, запутались в своих женщинах? Оказывается, Люда Фролова – одна девушка, Клара – совсем другая. Одна – брюнетка, другая – рыжая. И еще говорите, что вы – не дальтоник! Люда была нужна вам, чтобы ограбить фирму и разбогатеть на пару с Лепешинским, так сказать, мозговым центром в вашем деле, а Клара – так, прихоть и давняя любовь Лепешинского, который в силу сложных семейных обстоятельств – мне это еще предстоит выяснить – не мог жениться на ней вначале, а потом и вовсе раздумал. Его вполне устраивало, что Клара живет под вашей охраной, на ваши средства и что встречаться он с ней может, когда ему заблагорассудится, не считаясь с вами. Он не учел только одного: что вы сможете полюбить свою «жену». Да и ей все это порядком надоело… Вы правильно подметили: она перестала верить ему… Он шантажировал вас… кладовкой…
Песцов не поверил своим ушам.
– Зачем вы убили Клару?
– Я не убивал ее!
– Я бы на вашем месте убил Лепешинского. Честное слово – в этом было бы больше смысла. Какая-то странная у вас логика, поэтому я так долго и распутывал этот клубок… Хотя, собственно, не так уж долго. Знаете, в чем ваша ошибка? Надо было кладовку несколько иначе переконструировать… А так сразу заметно, что она на два метра меньше… Я, например, сразу это увидел.
– Нет! – Песцов весь как-то съежился, подобрался, словно под стулом натекла лужа воды. – Я ничего не знаю!
– Знаете, кого вы мне напоминаете с этими дурацкими ужимками и фразами вроде: «Я ничего не знаю»? – передразнил он Песцова. – Бездарного актеришку! Сплошное позерство.
– Из-за этой кладовки я и женился, – заскулил Песцов. Он устал, и его сильно трясло.
– Обыкновенный шантаж. Дело ясное. Боже мой, как же это все тоскливо! Любовницы, шантаж, труп кассирши, убитой и замурованной в стене кладовки! Неужели вам никогда не хотелось плюнуть на все и уехать, исчезнуть с глаз этого гениального Лепешинского? И куда, кстати, вы потратили свои деньги? Ведь десять миллионов все-таки.
– Они дома. Я не мог их тратить с тем удовольствием, как тратил, скажем, свои премиальные. Мне постоянно казалось, что весь город знает, что это я убил Люду. В тот день, да, это было осенью, она прибежала ко мне возбужденная, бросила на пол брезентовую сумку и повисла у меня на шее. Потом из комнаты вышел Лепешинский, и мы принялись разрезать брезент. Мы обещали, что поможем ей уехать из города. Знаете, она нисколько не смущалась того, что сделала, и объяснила это тем, что лучше зарабатывать деньги вот так, нежели на вокзале, на заплеванном полу… Она ничего не боялась. Из кармана она достала молоток, которым стукнула шофера. Лепешинский взял молоток в руки и, когда Люда склонилась над сумкой… ударил ее… Дальше было все как во сне. Мы разделили деньги. Люда все еще лежала на полу. Странно, но крови нигде не было. Когда мы проверяли, жива она или нет, Лепешинский сказал, что это здорово – не придется отмывать пол… Но когда поняли, что она мертва, Лепешинский сразу стал собираться. Ведь по плану мы должны были вывезти тело за город… Вот тут-то он и посоветовал мне замуровать ее в кладовке. Я, говорит, тебе завтра кирпичи привезу и цемент. Это, так сказать, мой вклад. Он и привез, ночью. Мы вместе перетащили все это ко мне. Потом он уехал… В квартире уже начали топить, и стоял такой запах… Я никак не мог поставить ее так, чтобы она уместилась в ширину. Тогда я придумал завернуть ее в мешковину. Она уже застыла… Я чуть не свихнулся! И тогда Лепешинский, боясь, что я сойду с ума или как-то выдам его, достал мне путевку в Югославию. А когда я приехал, он мне всучил Клару. Сказал, что так всем лучше будет…