В невинном взгляде вспыхивает непримиримая злоба. Сара отпихивает от себя Аарона и принимает сидячее положение в его кровати, подобрав колени к груди. Вот она — драконья чешуя, она уже виднеется сквозь тонкую ткань её розового платья, она уже царапает его кожу.
— Ты не знаешь Люка так, как его знаю я, — рявкает она через плечо, не оборачиваясь к отчего-то улыбающемуся мужчине. — Все жертвы похожи на меня. И если это правда… он будет уязвим передо мной.
— Да ты прямо укротительница сосунков! — Аарон закидывает руки за голову и ухмыляется, разглядывая её ровную спинку.
Сара оборачивается, хватает с кровати подушку и бросает её в мужчину, в обиде надувая губы. Она не понимает, что его глупый юмор — нелепая попытка разрядить обстановку. Ему одна лишь мысль о том, что кто-то устроил на неё охоту, противна.
— Что ещё сказала мама? — устроив только что прилетевшую в него подушку под голову, спрашивает Хилл.
— В тысячный раз сообщила о том, что отец не звонил.
— Отец? Как грубо. Я думал, ты любишь другое выражение.
Смущенная улыбка на губах девушки плавно переходит в лукавую, и вся кожа её от одного только слова покрывается мурашками. Папочка. Почему им обоим это так нравится? Впервые Сара произнесла это по собственной глупости и наивности, во второй раз решила убедиться, что на его красивых губах вновь нарисуется эта ухмылка, а дальше всё происходило… естественно. Ей нравится видеть его реакцию на это слово. И пока Сара вообще имеет способность говорить, она будет при любой возможности называть его так.
Просто потому, что хочется.
— Папочка? — прикусив нижнюю губу, спрашивает она.
Аарон и сам не знает, какого чёрта его тело реагирует так на это, казалось бы, обычное слово, по неосторожности и наивности слетевшее с её губ. Но с каждым разом оно теряло всю свою невинность и обретало смысл более глубокий, чем они оба могут себе представить. А потому мужчина только сжимает челюсти и принимает сидячее положение, оказываясь лицом к лицу с улыбающейся О’Нил.
— Именно, — Аарон проводит большим пальцем по её нижней губе, чувствуя, как по телу разливается волна непонятого наслаждения. Она в удовольствии прикрывает глаза и тянется ближе, обвивая предплечье мужчины своей рукой. — Маленькая, непослушная Сара. Папочка когда-нибудь наказывал тебя?
Сара знает, Аарон знает и, кажется, весь этот чёртов мир знает, что речь сейчас не о её отце.
— Нет, но обещал, — с улыбкой шепчет она, боясь даже представить, какое наказание может прийти в голову лидеру опасной группировки.
Всё это становится похоже на пытку — настоящую пытку с электрическим стулом, внутривенной инъекцией смерти и бамбуком, прорастающим через грудную клетку. Она нарочно издевается, нарочно влюбляет его в свою тёмную сторону, скрытую от посторонних глаз, а затем отталкивает, вновь облачаясь в ту невинную Сару, которую никогда и ни в коем случае нельзя обижать. Держаться от неё подальше. Вот уж у кого раздвоение личности, — так это у неё! Может быть, этот сопляк Моринг познал великую тайну Сары О’Нил, а книжка эта — не улика против него, а лишь попытка узнать её ближе? Аарон поверит во что угодно и кому угодно, только не этим глазам. В них тьма и свет, в них порок и целомудрие, в них искренность и ложь. Вот только правда, как острие ножа, уже подбирается к его сонной артерии, ставя самый что ни на есть жестокий ультиматум:
Или он принимает обе её стороны, или он не принимает её совсем.
И тогда удар вдруг приходит в спину: да кто он такой, черт возьми, чтобы выбирать? Это она — воплощение юности и красоты, наивности и сексуальности, своенравия и покорности, должна выбирать! Выбирать из тысячи достойных опасного, неправильного, грубого, обидевшего её преступника. Она должна держать его в неведении, она должна играть с ним, она должна заставлять его мучиться! Если она выбрала, если решилась, если пошла против чёртовых правил, то почему, почему он не может? Чего боится? Чего ждёт?
Аарон делает выбор. Где-то глубоко-глубоко в душе, на самом её дне, в единственном месте, где нет ожогов и шрамов, он вдруг даёт вторую жизнь этому маленькому ростку чувств к ней, что оплетет своими стеблями все его раны в душе. И зацветут там самые красивые цветы, которые будут принадлежать лишь ей одной. Он выбрал, послал всё к чертям и выбрал, а дальше дело времени. Зацветет — не зацветет.
— Мне не нравится твой взгляд, — сквозь улыбку произносит Сара, вырывая Хилла из мыслей.
Он фокусирует зрение, замечая перед собой хихикающую девушку с румянцем на щеках. Мягко улыбнувшись, Аарон целует её в лоб и встаёт с кровати.
— Можешь взять мою футболку и ложиться спать. Я в душ.
Аарон — это уверенность. Строгое чувство безопасности, дисциплина и безошибочный расчёт. Аарон — это свободное падение. С расправленными руками, радостным хохотом и нарастающей тревогой в душе. Падение прямиком на мягкий батут. Адреналин и спокойствие. Перец, соль и карамель. Вся его суть.
Шумит вода. Сара ложится на кровать, раскинув руки, и немигающим взглядом прожигает потолок. Надо же. Она в постели Аарона, ждёт его из душа. Безумие или предел мечтаний? Нет, сумасшествия в её жизни и без того достаточно. Завтра тяжёлый день, завтра придётся быть осторожной, придётся наигранно улыбаться и делать вид, что всё хорошо, завтра придётся пойти в школу, вопреки своим страхам, придётся увидеть тех, кого она презирает. Но всё это завтра. Пусть граница с сегодняшним днем убережет её от тяжёлых мыслей и губительной тревоги, пусть окутает её теплом его футболки и ароматом его тела.
Минуя не прекращающие бодрствовать бабочки в животе, она подходит к шкафу возле кровати и открывает дверцы, с улыбкой уставившись на целую стопку почти одинаковых темно-серых, темно-синих и чёрных футболок. Среди них выделяется одна белая, и девушка незамедлительно забирает её, спиной захлопывая двери и со смешком прислоняясь к их деревянной поверхности. Полоумная улыбка расцветает на её губах и, не думая ни секунды, Сара стягивает с себя это надоедливое платье — источник всех бед. Оставшись в одном нижнем белье, девушка едва успевает потянуться за футболкой Аарона, когда слышит, как хлопает дверь, ведущая в ванную. Она нервно оборачивается и вздрагивает, встретившись с удивлённым взглядом Хилла. Как она могла не услышать переставшую шуметь воду?!
Аарон едва ли не теряет равновесие от такого её вида. Сара изо всех сил старается не грохнуться в обморок, заметив капли воды, соблазнительно стекающие под полотенце. Градус в небольшой спальне повышается, воздуха становится катастрофически не хватать, — так они и стоят друг напротив друга, лишённые дара речи и одежды. Два фитиля пытаются не поддаться провокациям своих же желаний, а затем вдруг лёгкий вздох, слетевший с её приоткрытых губ, становится спичкой, превратившей все вокруг в безжалостное пламя. Аарон срывается первым, мгновенно преодолевая расстояние между ними и подхватывая Сару за бедра, усадив девушку на комод. Он впивается поцелуем в её шею, жадно и не теряя ни секунды подбираясь к губам О’Нил, запуская в её рот язык и ловя бешеную эйфорию от тихих стонов, достающимся его губам. Страсть распаляется с каждой секундой: она в рваных поцелуях, в её руках на его плечах, в ногах, обвивших бедра Аарона, только бы чувствовать больше, всего его в себя вобрать. Она в мимолетных затуманенных взглядах, подаренных друг другу. Ошибки прошлого, границы, обиды, противоречия стираются на неопределённый срок, а вместе с ними стирается и страх, и сомнения. Хилл снова подхватывает девушку и, придерживая её за ягодицы, несёт к кровати.
— Дубль два, — с ухмылкой шепчет Сара, прикрывая в предвкушении глаза, когда он расстегивает её бюстгальтер.
— Я найду в себе силы остановиться без твоей оплеухи, — жадный взгляд мужчины с благоговением впивается в её оголенную аккуратную грудь, и он мгновенно припадает к ней с поцелуями, обхватывая возбужденные соски девушки зубами. Она выгибается и стонет от удовольствия, испытывая подобное впервые в своей жизни, пока от стеснения и застенчивости остаются лишь жалкие отголоски. — Но я попросту не могу от тебя оторваться. Это невозможно, Сара О’Нил. Ты сводишь меня с ума. Превращаешь в параноика.