Несмело и с неизменным любопытством маленькая ладошка Сары ползёт вниз по его животу, касается возбужденного члена Аарона и несильно сжимает, заставляя его глухо застонать ей в губы. Он опирается рукой о влажную стену кабинки, открывает глаза и видит её лукавую улыбку. В каждом действии, в каждом взгляде.
— Пожалуйста, не останавливайся, — шепчет она, проводя ладонью по всей длине его члена. — Пожалуйста, Аарон, я хочу тебя.
Он шумно выдыхает, прекрасно понимая, что отступать им обоим некуда. И хватает секунды внутренней борьбы, чтобы Хилл самому же себе проиграл, с каким-то нечеловеческим рычанием вдруг подхватив Сару за бедра и унося её из душа, выключив кран. Она прижимается к нему своим мокрым дрожащим телом, целует в плечо и прикрывает глаза от невероятного запаха мяты, ударившего в нос. Теперь так будет пахнуть воспоминание — возможно, одно из лучших в её жизни.
— Я не хочу, чтобы ты жалела об этом, — Аарон кладёт её на кровать, нависая сверху и перенося свой вес на правую руку, левой ладонью проводя по её пылающей щеке. — Ты уверена?
Все чувства во Вселенной вмиг обостряются и оживают, вселяясь в её израненную душу. Здесь и страх: а будет ли больно, а что потом, а если обманет? И бескрайняя влюблённость: боже, это предел мечтаний — наконец, слиться с ним воедино. И откуда-то взявшаяся смелость, вдруг вытеснившая все остальные чувства и заставившая Сару крепко обвить его ягодицы ногами, прижимаясь ближе к мужчине. Она пробегает пальчиками по его накачанной груди, обводит контур татуировки дракона и наклоняется к его уху:
— Я хочу тебя, Аарон Хилл.
Дважды ей повторять не приходится. Он будто срывается с цепи, нападая на её шею укусами-поцелуями и шарясь рукой по поверхности прикроватной тумбы. Шуршит фольга, поцелуи прекращаются, а затем он пристраивается к её входу, так вовремя вспоминая о том, что ему нужно быть осторожным, не причинить ей боль, стараясь сосредоточиться лишь на её ощущениях. И как же это, мать его, охренительно — быть первым. Кто бы что ни говорил, всё это романтичное дерьмо и рядом не стояло с осознанием того факта, что это ты — причина её окончательного взросления, тот, кому она безоговорочно доверилась и тот, кто взял на себя эту ответственность — теперь всегда оберегать её и быть рядом, как бы шаблонно это ни звучало. Аарон знает — сейчас, прижимаясь к нему дрожащим в возбуждении телом, она не боится, заставляя его придвинуться ближе и медленно толкнуться в неё.
С губ обоих слетает лёгкий вздох. Боже, как тесно, как горячо и влажно — ему. И как ей, чёрт возьми, больно. Сара откидывает голову на подушку и прикрывает глаза, в уголках которых уже скапливаются слезы. Хилл нервно сглатывает. Мать его, серьёзно, это возможно — волноваться во время секса? Ну конечно, конечно возможно, когда в его руках самое ценное и самое хрупкое! Он просто не может причинить ей боль.
— Эй, — тихий шёпот выводит её из состояния секундного забытья. Сара поднимает голову и фокусирует зрение, сталкиваясь с бескрайним беспокойством в любимом янтаре. — Я сделал тебе больно?
— Нет, только не останавливайся, — девушка закусывает губу и поднимает бедра, заставляя его вновь задвигаться в ней.
Он начинает медленно входить в неё, внимательно следя за каждой эмоцией на красивом лице девушки, и когда она прикрывает глаза, выдавливая лёгкую улыбку, Хилл понимает, что останавливаться нет смысла. Девушка вновь подаётся бёдрами к нему, то поднимая, то опуская их, а Аарон шумно выдыхает, полностью растворяясь в её невероятном теле. Эти ощущения по праву граничат с безумием: они острые, они такие острые, и от того не менее охерительные, ведь это истинный кайф — растягивать удовольствие, медленно двигаясь в её разгоряченной плоти.
— Ты, черт возьми, лучшее, что случалось со мной, — он собирает губами её слезы, осторожно входя глубже. Сара вздрагивает и громко сглатывает.
Боль уходит на спад. Или, может быть, она просто привыкает к этому неудобству и чувству наполненности внутри, когда медленные толчки Аарона становятся смелее и глубже, когда он уже не целует её, сосредоточившись на том, чтобы довести друг друга до пика. Толкаясь в ней, Хилл проводит ладонью по внутренней стороне её бедра и раздвигает длинными пальцами влажные складки, надавливая на клитор. Сара резко вздрагивает, чувствуя, как все тело пронзает мгновенная вспышка удовольствия, затем ещё одна и ещё, пока Аарон двигается в ней, кружа пальцами по влажной плоти, надавливая на клитор и впиваясь в её губы крепкими поцелуями. Это бешеное удовольствие, наконец, поселяется в обоих, и Хилл вдруг достигает своего пика, не прекращая своей важной миссии — довести пальцами Сару до оргазма. Она отстаёт всего на пару секунд, вздрагивая и крепко сжимая бедра Аарона своими. Дракон выдыхает ей в грудь, оставляет на опухших губах поцелуй и ложится на спину, уперевшись ошеломленным взглядом в потолок.
— Охренеть, — слетает с его губ.
— По-другому и не скажешь, — улыбается Сара.
***
Это было удивительно.
Крупные хлопья снега будто не хотели ложиться на окровавленную землю Сентфора, так и зависнув в продрогшем воздухе. Невесомо и лениво кружась, они уворачивались от глупых попыток всяких бездельников поймать их, а затем влажный после утреннего тумана асфальт всё же притягивал их. Они падали и умирали под прямым взглядом Майкла Тёрнера, что за каким-то чёртом поджидал Адель Моринг у дверей этой гребаной школы.
Он и сам не знал, зачем делает это. Маленькая рыжая дьяволица точно не заслуживала того, что он сделал, но Тёрнер попросту не мог иначе. После того, как Аарон позвонил парням в бар, чтобы узнать о состоянии Вишни и сообщить о том, что с Сарой всё в порядке, какая-то внутренняя слабость вдруг истошным воплем заорала в груди, заставляя его пойти к тренеру и попросить его вернуть Моринг обратно в черлидинг. Это было неожиданно. Какое-то наваждение застелило глаза и вернуло его в школу. Майклу было глубоко плевать на то, что он может встретить учителей, чьи уроки он бессовестно прогулял, ведь всё, о чём он мог думать — жизнь должна наладиться. Если Вишня пришёл в себя, если Сару нашли, а ублюдка закрыли за решёткой, всё должно вернуться на свои места. Более того, эта же чёртова слабость стала причиной того, что он стоял здесь, под снегопадом, и всё ждал, когда эта бестия выйдет из школы. Ему, почему-то, так дико хотелось сообщить ей новость о том, что она может вернуться в черлидинг.
Он хмурится, когда знакомая рыжая макушка показывается у дверей школы. Адель брезгливо морщит нос, поправляет свои огненные кудри и открывает зонт, медленно спускаясь по ступенькам. Девушка не одаривает Тёрнера и взглядом, гордо проплывая мимо него.
— Адель, постой! — недовольно рявкает дракон, догоняя её у дороги.
Моринг останавливается. Когда она оборачивается, Майкл замечает мокрые от слёз щеки и смазанную на губах ярко-красную помаду.
— Что… что произошло? Это из-за Люка?
Адель усмехается, и эта усмешка больше напоминает всхлип. Девушка громко сглатывает и опускает глаза.
— Поверь, милый, его пропажа — последнее, что меня беспокоит.
Майкла будто какой-то невидимой силой отталкивает от девчонки. Бессердечная сука! Её младший брат пропал, а ей плевать? Всё в лучших традициях Адель Моринг.
— Тогда почему ты плакала?
— Тебя это не касается, — рявкает она и отводит взгляд. — Что тебе нужно? Говори, я спешу.
— Тебя вернули в команду. Ты снова можешь заправлять своими куклами и плясать перед нашими играми.
Она фыркает. Не верит?
Майкл делает шаг ближе к ней, но Адель вдруг отступает — казалось бы, машинальный жест, но он заставляет парня серьёзно забеспокоиться. Моринг всегда прёт напролом и, Господи, она ведь никогда не плачет!
— Что с тобой? — Тёрнер выгибает бровь и хватает девушку за локоть. Золотисто-карий вспыхивает злостью и непониманием, но она не спешит сломать ему руку. — Ты можешь поделиться. Если ты правда переживаешь из-за Люка…
— Сколько можно повторять? Я. Не. Переживаю. Из-за. Него, — процедив каждое слово сквозь зубы, Адель спешит вырвать руку из его хватки и направиться прочь от назойливого одноклассника.