Перестав хохотать с этих поистине детских предположений, Аарон бросает сигарету в стоящую на тумбе пепельницу и с хищной улыбкой надвигается на О’Нил, заставляя её лечь на спину, раскинув руки в разные стороны. Вот так просто, «красавица» — другого слова и не подберешь. Он смотрит на её приоткрытые в предвкушении губы, на аккуратный маленький нос, поднимается к огромным голубым безднам, а затем снова опускает взгляд на острые ключицы, небольшую грудь и плоский живот. Аарон теряет голову, и Сара чувствует его возбуждение сквозь простыню — единственный предмет, который их разделяет.
— Стокгольмский синдром, значит?
— Не отрицаешь, что держишь меня в заложниках?
— А как это, по-твоему, выглядит? — мужская ладонь скользит по её телу, интригующе останавливаясь внизу живота. Голубые глаза горят предвкушением; он никуда не спешит. — Лидер банды украл девчонку и не выпускает её вот уже… во сколько мы вернулись ко мне? В одиннадцать? Не имеет значения. Ты попала, красавица.
Несколько секунд они молча смотрят друг на друга. В душе Аарона — пожар, зализывающий своими огненными языками все его шрамы. В душе Сары — цветущий сад с бабочками и птицами, с благоухающими растениями и мелодичным звучанием какого-то неземного музыкального инструмента.
Янтарь и лёд. Соль и карамель. Аарон и Сара.
— Убьёшь меня?
— У меня есть идея получше.
Наклонившись к ней, он снова её целует: на этот раз требовательнее, чем все предыдущие разы. Сара непременно отзывается на поцелуй, обвивает талию мужчины ногами и кусает его нижнюю губу, оттягивая её и улыбаясь. Все тормоза, все границы, все эти беспомощные внутренние крики вроде «стой, ей, черт возьми, семнадцать, она девчонка ещё!» летят к чертям, и Хилл в очередной раз срывается с цепи, подхватывая её и поднимая с кровати. Он припечатывает смеющуюся девушку к стене, нападая на желанную шею поцелуями, перерастающими в укусы от едва сдерживаемой страсти. Сара не чувствует земли во всех смыслах: Аарон крепко держит её за бедра, прижимает к стене с такой силой, что каждый вздох даётся с трудом. Вскинув голову от удовольствия, О’Нил зарывается пальчиками в его волосы, оттягивая тёмные пряди и в нетерпении ожидая, когда же он, наконец, станет ближе, настолько близко, насколько это вообще позволяют все законы природы. Ей хочется слиться с ним, стать им, целиком и полностью прирасти к человеку, от которого она без ума.
— Я буду осторожен, — шепчет он в её приоткрытые губы и выдыхает, опустив взгляд. — Приготовься.
Короткого кивка достаточно, чтобы он приподнял её за бедра и медленно вошёл в девушку, заставляя её содрогнуться от резкой вспышки боли, словно ударившей её по затылку. Аарон не двигается, заглядывая в её помутневшие от страсти и неприятных ощущений глаза, целует Сару в скулу, в щеку, в губы и входит глубже.
— Ты должна привыкнуть, — вновь отзывается мужчина, не прекращая своих движений.
Что ж, это не так ужасающе больно, как в первый раз, но и приятного мало. Словно её пронзает что-то острое, словно всё внутри горит. Она пытается расслабиться, пытается сосредоточиться на ощущениях холодной стены, касающейся её спины, на напряжённых загорелых плечах Аарона, на капельках пота у него на лбу, когда через какое-то время что-то меняется в её ощущениях, боль заменяется чувством наполненности, а затем и это исчезает, сменяясь на тонкую пелену удовольствия, заставившую её в удивлении вздрогнуть. Хилл мгновенно ловит настроение Сары и улыбается, не прекращая размеренных толчков, удерживая её, такую невесомую, в своих руках. О’Нил крепко сжимает его плечи, закусывает губу и закрывает глаза: это совершенно новые ощущения, такого прежде не было с ней, и это поистине невероятно, приятная лёгкая дрожь окутывает тело, скапливаясь внизу живота и желая как можно скорее найти свой выход. Аарон на седьмом небе от этого безумного кайфа: это лучше, чем всякая веселящая дрянь, лучше, чем бурбон, лучше, чем Калифорния, лучше, чем власть. В этой малышке сконцентрировано удовольствие всего мира, и как же охренительно брать её здесь, у этой стены этого гребаного трейлера в этом гребаном городе. Он, мать его, настоящий счастливчик, осознавший, наконец, всю ценность клада, который он сам же от себя скрывал. И разве может быть здесь дело только в сексе, в этой наивной голубоглазой новизне? Он восхищён ей, она возбуждает его, она сводит его с ума, она заставляет его улыбаться, нет, черт возьми, дело здесь не только в сексе.
Тихие стоны, слетающие с её губ, его тяжёлое дыхание, звук ударяющейся друг о друга влажной кожи — весь этот маленький трейлер заполняется звуками их страсти, а от этого ещё сильнее кружится голова. Задыхаясь от нарастающего напряжения внизу живота, Сара вскидывает голову и неразборчиво шепчет:
— Аарон, ты… ты…
— Аарон? — подняв её лицо двумя пальцами за подбородок, мужчина шепчет ей в губы: — Что ты хочешь, красавица?
Затуманенный страстью взгляд голубых глаз мгновенно находит его лицо, фокусируясь на этой поистине зловещей ухмылке. Сара буквально зеркалит его эмоции, глядя на него из-под опущенных ресниц.
— Я хочу, чтобы папочка заставил меня кончить.
Этого достаточно, чтобы Аарон впился в её губы влажным поцелуем и ускорил свой темп, буквально вколачиваясь в её хрупкое тело, всё ещё словно приколоченное к стене. Сара уверена: на её бёдрах останутся синяки от того, как сильно их сжимают его длинные пальцы, но ей плевать, сейчас главное — достичь разрядки, ведь она так близко, так близко…
Её накрывает волной удовольствия, а через пару грубых толчков кончает и Аарон. Руки его ослабляют хватку, позволяя Саре, наконец, почувствовать пол под ногами. И снова: во всех смыслах.
Реальность оглушает их не сразу. Так и не насытившись друг другом, они продолжают терзать друг друга в душе, и только когда воздуха в маленькой кабинке не остаётся, когда они оба начинают задыхаться от горячего пара и накатившей на них страсти, Аарон заботливо выносит девушку из душа, укрывает её полотенцем и стирает остатки влаги. Такая она нравится ему ещё больше: с раскрасневшимися щеками, пучком на голове, горящими радостью глазами. Постоянное напоминание о возрасте Сары сломалось, но где-то в подкорке мозга Аарон все ещё понимает:
Саре семнадцать. Она ещё не знает, что такое кредит, обязательства, барбекю по субботам с соседями, обручальное кольцо, забытое в ванной на тумбе, не знает, в какой колледж поступит и на кого оставит ребёнка, если её срочно вызовут на работу.
Аарону тридцать четыре. И, если честно, он тоже ни черта об этом не знает.
— Нам нужно успеть заскочить в бар, переговорить с парнями, — Хилл надевает фланелевую рубашку поверх простой чёрной футболки и с ухмылкой наблюдает за тем, как Сара натягивает свитер. Он хотел бы видеть такую картину каждый чёртов день. — Ты пойдёшь со мной.
— Я знаю. Подожди, почему успеть?
— Поеду в Хейден, у меня там есть пару приятелей, которым копы сливают информацию. Если это убийство как-то связано с теми, что происходило здесь, а Моринга до сих пор не нашли…
Заметив испуганный взгляд девушки, Аарон заставляет себя заткнуться. С самого начала он уверенно гнул свою линию в том, что Люк виновен в этих преступлениях, но Сара… она была так близка с ним. От этого мороз по коже, но она выглядит так, словно до последнего собирается отрицать его причастность.
— Просто нам всем нужно быть начеку. Ты сама понимаешь, что это сходство не может быть простым совпадением. Так что пока я буду в Хейдене, пожалуйста, никуда не встревай. Мои парни за тобой присмотрят.
Сара отправляет Аарону обиженный взгляд. Всё ещё считает её ребёнком? Тем не менее, ей же будет спокойнее, если она немного… слукавит. Люк — её лучший друг, и каким бы подозрительным он ни был, она добьётся правды любой ценой.
— Всё в порядке, я останусь дома, — девушка опускает взгляд и натягивает на лицо серьёзную мину, как если бы ей только что предстояло выступить за разоружение мира. — Сейчас нужно быть осторожными, я понимаю.