– Но как?! – постигнутый мгновенным разочарованием воскликнул он, – Как такое чудо вместить во всего лишь картину? Если только иметь такой талант, как у Айвазовского. У него море вот-вот готово выплеснуться с холста или сам, чуть дольше засмотришься и испугаешься, что утонешь в могучих, беспощадных волнах. А Репин? Глаза Ивана Грозного изливают такой безумный ужас, что с ума сойдешь!.. Я бы запретил законом долгое смотрение на такие гениальные произведения…
Плохо, что Андрей не мог управлять своим сном. Иначе бы он непременно стал себя ограждать от перемен, происходивших с его странноватым спутником. Нервный голос, с которым от разговаривал в комнатке, приобрел плоть, что суетилась и приплясывала в темноте, замыслив нечто нехорошее. Но тот Андрей, что был главным героем сна, плыл мыслями и ничего не замечал. Он думал серьезную вещь – у него нет возможности сохранить этот сказочный вечер и потом, еще раз в него окунуться. Забрать его в банку и спрятать в темное место? Слишком наивно. Написать картину он уже даже и не думал. У него сил и способности не хватит. А запах листвы и вон тот темный угол у заборчика, у которого кто-то шуршал – не передать и не сохранить, никак!.. На картине в том углу будет только чернота и деревянная рамка, за которой начнется стена. И рамка грубо ограничит когда-то существовавший вечер. И картина, что будет висеть на стене, станет лишь частью другого мира – мира комнаты или выставочного зала. А это уже другая атмосфера и абсолютно другая жизнь. Картины, фотографии… Словно вырванное из книги предложение или в две-три секунды фрагмент-воспоминание из прошлого.
– Как здесь хорошо, – с грустью, на выдохе выговорил Андрей. Он начинал смиряться, что этот вечер скоро на совсем исчезнет.
– Арсений Антипович спит. Он спать по ночам любит, – выдал сумасшедший. Его именно так и захотелось вдруг назвать.
Дикое, оторванное от мира, даже от мира снов место – тут редко кто бывает, в основном все проезжают дальше на поезде.
Очарование пейзажем и желание вырваться отсюда, как можно скорее, доходили до своего апофеоза. Андрей, который спал, вздрогнул, но чудом не проснулся. Сумасшедший помог ему задержаться во сне.
– Я тебя отведу к Арсению Антиповичу.
– Он же спит, – и пожалел, что так сказал. Вдруг у него на самом деле получиться еще раз увидеть интересного, в смысле, что хорошего человека, старика.
– Будить мы его не будем. Мы к нему просто пойдем.
Андрей подумал, что сумасшедший, на самом деле, таковым не является. И стало сразу как-то легче. Даже возможность написания картины, как бы прояснилась и ожила. Андрей улыбнулся спокойной и довольной улыбкой.
Подошли к дому Арсения Антиповича. Деревенский деревянный дом, с резными наличниками два оконца и куст неясно какого кустарника, что старался залезть прямо в окно, но стекло его не пускало. Ничего необычного.
– Во-он!.. Видишь? – шепотом, прямо Андрею на ухо прошипел странный человек. Его дыхание Андрей чувствовал на щеке. Оно было холодным и сильно отвлекало от подглядывания. Андрей прильнул к окну, прислонившись лбом к стеклу. В будто озаренной тусклым-тусклым желтым светом, исходившим неясно откуда, он четко разглядел кровать и спящего, лицом к окну, человека. Несмотря на желтый свет, обзор картины в доме был черно-серый и словно виньетирован. Было не видно, что находиться на периферии в комнате, даже чуть на сантиметр от кровати стелилась густая тьма.
Укрытый ватным, сбившимся комьями, одеялом Кипятков беззаботно спал. Андрея разозлила эта беззаботность. Старик бросил его. А он – Андрей – не знал, что ему делать одному в Эльтове. Здесь было хорошо, но делать было совершенно нечего. А Кипятков странным образом наполнял уверенностью, что дел, притом интересных, на самом деле очень много. Андрей сделал правильно, что слез на этой станции. Эльтов давно и терпеливо ждал его.
– Он спит. Зачем мы сюда пришли. Почему нам нельзя было… – Андрей хотел сказать «войти в дом» и, оторвав голову, наконец, взглянуть на своего спутника. Но неожиданно провалился во тьму.
Яркое солнце ослепило глаза, пришлось зажмуриться да еще закрыться рукой. Раннее утро щедро поливало комнату солнцем. Андрей, осторожно приподымая руку, увидел гостеприимно висящие по обе стороны окна шторы. Забыл занавесить вчера, но встал с кровати и задернул сейчас.
В полумраке стало в разы комфортнее лежать на кровати. Но против своей воли пришлось разглядывать портрет заурядной личности. Человек, на которого во сне ему так и не удалось посмотреть и, который стукнул его паленом по голове – от чего Андрей и проснулся – обосновался четким образом в мыслях. Овальное, но не худое лицо, пухленькие щеки, высокий лоб, черные, широко распахнутые глаза, с плещущимся в них безумием, бледная тонкая кожа и, то появляющаяся, то исчезающая куда-то хитрая улыбочка. Черная непонятного крою и фасона одежда, небрежно накинутый, дурацкий, изорванный с одной стороны капюшон.