Арсений Антипович хитро улыбался и не спешил отвечать. Андрей поймал тишину улицы и интуитивно подошел к окну. Немного наклонившись, потому как в маленьком доме окна были низкие, он увидел стройную березу. Ветви ее висели так, будто застыли в прозрачной загустевшей массе воздуха, точно в смоле и не могли пошевелиться.
– Там же тихо. Или мороз сильный? – говорил Андрей и чувствовал, что ошибается.
– К утру ветер затих. Еще немного и опять всё начнется, – Кипятков сел на табурет, собираясь встать и организовать чаю на завтрак.
– Почему? – с подозрением и некоторым недоверием спросив и взглянув на деда, Андрей продолжил наблюдать за ветвями берез.
– Так ведь ясно же. Всё ясно… – увлеченно, ковшом наливая воду из ведра в чайник, протянул он.
– Ясно… – себе под нос прошептал Андрей, поняв, что большего пояснения не будет.
Сколько-то минут прошло и взгляд Андрея уловил невесомое движение нескольких тонких веток. Зажмурив глаза, посмотрев на чистое небо и вдруг обнаружив крупу, раскиданную скупыми горстями по сухой листве и тропинке, Андрей искренно удивился. Но вспомнив, чего он хочет дождаться, вновь посмотрел на березу. И ему не показалось! Воздух стал менее густым и в нем началось осторожное движение. Будто солнце его размягчало, отогрело от холодной ночи.
– Ветер начинается, – как-то растерянно и поверхностно, сообщил Андрей, присаживаясь на табурет.
– Вот!.. А я что говорил, – в голосе Кипяткова уже не было того оптимизма, с которым он вошел в дом.
– А куда Вы уходили?
– На станции был. Там сегодня хлеб свежий привозили. Вот взял пару буханочек к чаю. И… погоди, – притаив некую маленькую тайну, хитро заулыбался дед и полез в холодильник, – сейчас… погоди… достану… куда это я убрал?.. – нашептывал он сам себе.
Андрей терпеливо ждал, ему нравились укутанные некой тайной телодвижения Кипяткова. Чувствовалось, что Арсений Антипович хочет чем-то удивить, порадовать гостя.
– Вот оно! Тоже свежее!– Кипятков положил на стол кусок сливочного масла в целлофановом пакете, – это Сонечка принесла. У нее мать работает на маслозаводе. Вот она меня и угощает. Балует меня!..
Арсений Антипович с теплотой произносил каждое слово, словно Сонечка была его любимой внучкой и каждый знак внимания с ее стороны был ему особенно дорог. Но, впрочем же, родственницей она ему все же была.
– Арсений Антипович, а кто такая Сонечка?
– Это, – Кипятков помял бороду и призадумался, – …это моей внучатой племянницы дочка.
– Дальняя родственница, – заключил Андрей.
– Хорошая девчонка, – поправил его дед. И, спохватившись, – завтракать давай! Вот нож. Нарезай хлеб, а я чаю налью.
Позавтракав, Андрей засуетился и стал себя потихоньку выгонять из дома Кипяткова. Уходить было неохота. Казалось, он успел настолько проникнуться своеобразной романтикой, окружавшей Арсения Антиповича, что с удовольствием пожил бы сколько-нибудь, так же как Кипятков или лучше вместе с ним. Одному было бы скучно, а вместе – комфортно и весело. Но уходить нужно было, хотя бы потому, что всего лишь фантазией было острое сиюминутное желание остаться, которое вскоре поостынет.
– Спасибо, Арсений Антипович! Меня… Мне идти надо, Настя меня ждет.
– Заходи, как надумаешь.
Арсений Антипович был несколько задумчив, но его размышления никак были не связаны с Андреем. Видимо, какие-то пришедшие вместе с новым днем дела, озадачили деда. Все же он попрощался с Андреем так, что тот понял – его здесь ждут.
«Правильно, что ушел…» – идя к Насиному дому, думал Андрей. И никогда он не узнает того, что останься он еще на пару дней, то Арсений Антипович так же радушно, как и вчера провел бы с ним время. И не появилось бы у старика никакой задумчивости, и дело, которое и делом то назвать было трудно, обыгралось бы быстро и легко. Кипяткова на станции попросили починить деревянную скамейку. Действительно, для него простое и не такое уж время затратное дело.
Андрей шел, ежась и отворачиваясь от холодных порывов ветра. Кипятков был прав, опять началась непогода. Не будет больше в этом году тепла, всё кругом окунется в такой пронизывающий холод, что только поздней весной едва ли сможет отогреться.
«И как только мне могло показаться, что прекрасней этого города…» – холодный порыв ветра пробрал Андрея так, что неконтролируемая дрожь началась сиюсекундно и сбила его с мысли. И то ли холод, в котором было крайне некомфортно, то ли еще какая-то непонятная разуму человека вещь, всё подгоняла Андрея к Насиному дому и в тоже время нашептывала в оба уха: «Ничего хорошего не будет… Ты не знаешь, а я знаю, что дома в этом доме тебе сейчас будет совсем нехорошо… Бежать!.. Скорее убежать тебе захочется!..»