– Полина, здравствуй, – как нарочно охрипнув и закашлявшись начал Андрей.
– Привет, – не узнала она.
– Это Андрей.
Пару секунд тишины, в которой оба подумали о своем.
– Я хотел бы тебя пригласить… – продолжил он, но сразу же попал в тупик.
– Можно только не в кино, – почему-то сказала она.
– А куда? – сказал так, будто кино и собирался предложить, – куда тогда?
– В «Шоколад», – и немного замешкалась, – там… там вкусные шоколадные кексы и кофе вкусное. Я, вообще, не люблю кофе. Но там мне оно нравится.
– «Шоколад»… – стал припоминать Андрей, – это где боулинг и настольный теннис есть?
– Да, да! – обрадовалась Полина.
А Андрей соображал. Предстояло как-то организовать всё.
– Алло?.. В.. Ты меня слышишь? – и совсем тихо, – Андрей?
– Я слышу тебя. Мне за тобой заехать, – то ли спросил, то ли с некоторым сомнением предложил он.
– Да, – засомневалась и Полина, однозначно представляя, что в мороз пешком или на маршрутке, она не соберется.
– А сколько сейчас время? – удивленно спросил Андрей.
– Где-то около двух. А что?
– В пять. Я к тебе в пять часов приеду.
И он отключился. Полина не успела сказать ни «хорошо», ни «договорились».
Она сидела на диване и нехотя смотрела телевизор. Ей было неинтересно, поймают ли вора в фильме, кто им окажется и так далее. Мама с Кристинкой – сестрой – что-то готовили на кухне, отец куда-то ушел. Аккуратно положив телефон, Полина заулыбалась, засветилась радостью и, ни о чем, совершенно ни о чем не хотела думать. Ее надежды оправдались и вместе с радостью к ней пришло неожиданное спокойствие. Такое тихое спокойствие, которое, пожалуй, было совсем излишним. Оно отнимало у нее полноценную возможность радоваться, как бы укутывая в свое одеяло и усыпляя яркую волнительную радость.
Всю первую половину дня Полина ждала. По дольке отламывала и ела шоколадку, а потом и позабыла про нее. И, то поддаваясь грусти, то с наивностью пытаясь высмотреть что-то в окне, пыталась угадать будет это что-то или же не будет ничего.
Для себя, она уже давно разрешила несколько важных вопросов. Андрей был для нее просто Андреем. То, что он ее учил, не давало ей повода относиться к нему именно как к учителю. Ей часто хотелось назвать его просто по имени, хотелось порасспрашивать его о картинах, отвлеченно от всяких забот поговорить о какой-нибудь несерьезности. Она успела увидеть в нем серьезного, но немножко растерянно и умеющего смущаться, молодого человека. Правда, она уж и не помнила, что таким он был всего лишь один раз, тогда, когда она пришла просить его о помощи.
Полина улыбнулась, водя пальцем по холодному стеклу, морозный узор на котором практически растаял. Она вспоминала, как на предпоследнем занятии они с Андреем вместо разбирания математики, к которой она лояльно отнеслась только на период подготовки к экзаменам, пили чай. Это был повод для нескольких теплых улыбок. Следом проглядела следующую довольно интересную сцену. Сад Бушуевых, окно в комнату Андрея открыто и видна картина с тремя островами в тумане. Андрей дожевывает прекислое зеленое яблочко, а она – Полина – вместе со словом «спасибо» протягивает ему конверт. Андрей некоторое время на нее смотрит, пытаясь сообразить и наконец выговаривает.
– Полин, я тебе просто помог. Мне никакие деньги не нужны.
Как не будь он замечательным учителем, а репетитор пока он был неважный. Суть-то репетиторства – получение дохода. А он вдруг перевел всё в форму какой-то благотворительности. Да, помогал одноклассникам в школе. Редкий раз помогал в институте, но отказывал по большей степени, потому как был поглощен своей учебой, а в свободное время был полностью предоставлен творческому процессу. И тут ему предлагают деньги… Полина предлагает деньги. Андрей посмотрел внимательно на Полину, глянул на ветку яблони над ее головой. Ветка была усыпана яблочками – зеленые и жутко кислые, осенью должны стать желтоватыми, крупными и сладкими.
– Андрей… – начала было Полина. Ей тогда не хотелось договаривать «Александрович» и потому она постаралась растянуть паузу между словами настолько, насколько это было возможно.
– Полина!.. Ну правда! Что за ерунда? Перестань.
Андрей чувствовал себя совсем как мальчишка, который уже видел себя достаточно взрослым и, которому навязывали горсть совсем ненужных ему конфет. Что делать с этими конфетами он не имел представления. Куда их девать? Было бы намного лучше, если бы эти конфеты ему сейчас никто не давал.