Сегодняшний вечер был таким же прекрасным, как и тот, уже минувший. Только сегодня было много больше свободы. Тогда, месяца полтора назад, они долго стояли возле потемневших от влажного воздуха кустов вишни, сирени и еще какого-то густо разросшегося кустарника. Тогда, яркие лучи уходящего солнца на минуту вышли из-за горящих багровым огнем облаков и вольно прошлись по плотно укрытому снегом чьему-то участку, зашли в дом и никого там не обнаружив, будто растворились в темных углах комнаты, под кроватью и большим старым шкафом. Андрей не знал, чей это был дом. Но увлеченные друг другом они остановились на раскисшей дороге, чуть придвинувшись к чему-то забору. И тут Андрей как будто случайно поцеловал Полину, прервав ее рассказ о прошлогодней поезде к бабушке. Рассказ был интересный, но Андрею, как только они сегодня встретились, очень хотелось ее поцеловать. И он всё ждал. Какого-то момента, когда она перестанет быть настолько веселой и увлеченной разговором, что наконец-то разглядит его желание и несколько иное, нежели у него настроение. Полина будто не она секунды назад живо и во всех красках вела рассказ, вдруг обняла Андрея, повисла у него на шее и замерла.
– Смотри! Солнышко!.. – вдруг отстранившись, произнесла она и устремила свой взгляд на горизонт. Андрей посмотрел на запад, но успел еще разглядеть заискрившейся под ногами, но безоговорочно тающий снег. Вместе с Полиной он проводил за горизонт выглянувшее солнце, что яркостью ударяло им в глаза.
– Солнышко, – произнес Андрей, когда последний луч солнца торопливо спрятался за тучу.
«Солнышко…» – подумали оба.
Откуда-то взявшаяся на раскисшей дороге машина приближалась к них, проделывая новую петляющую колею по серой снежной каше. Они молча дождались, когда машина их обрызгает, но не с головы до ног и не нарочно, а лишь потому, что по-другому и проехать никак не получится на расплывающейся по весне узкой улочке. Как только джинсы и низ куртки покрылись крапинками грязного снега, Андрей с Полиной серьезно посмотрели друг на друга и продолжили целоваться в наступившем промозглом вечере только-только пришедшей весны.
Это всё было месяца полтора назад… Витая немного в том дне, но всё больше здесь – в дне сегодняшнем, Андрей спустился в погреб. Какое варенье лучше было взять? Клубничное или вишневое? Сам себя спрашивая, Андрей призадумался.
«Наверное, Полина меня уже заждалась» – подумал он и, перестав выбирать, взял две полулитровые баночки и пошел в дом.
Андрей, теряясь во времени, ожидал увидеть Полину, сидевшую за столом, а рядом – на столе на широкой тарелке – горку румяных блинов. Полина наверняка его ждет и легонько дует на горячий чай. Она очень терпеливая и в ней есть что-то правильное.
Аромат блинов с порога подогрел догадки Андрея. Он заспешил на кухню, но к огромному своему удивлению увидел только один блин на тарелке и Полину с миской и ковшом в руках, наливавшую тесто на сковородку.
– Так мало? – удивился он.
– Чего мало?
– Я думал, что ты уже все блины перепекла.
Полина довольно засмеялась. Ее забавляла временами проявляющаяся в Андрее способность выпадать из реальности. И вся суть этой его способности заключалась конкретно в том, что будучи не на работе, а именно отдыхая, Андрей мог на короткие промежутки времени вдруг о чем-то задумываться. И эти думы могли дезориентировать его. Он мог, будто вернувшись в день сегодняшний, внимательно посмотреть на обстановку вокруг и вспомнить, потому как успел позабыть, какой сегодня день и время суток. А мог просто, как сейчас, на минуту мысленно отстраниться, а вернувшись, быть уверенным, что прошел целый час. Эта была особенность, которая принадлежала конкретно к творческой части его натуры. Совершенно неправ оказался тот, кто назвал бы эту способность странностью. Никакая не странность, а элементарная задумчивость, окрашенная масляными красками, которыми он научился выдавать на свет настоящие шедевры.