Дома она хотела включить телевизор, но впечатления дня не давали ей сосредоточиться. Она и спала плохо, в голову лезли всякие бредовые мысли - то страшные, то достаточно праздничные, украшенные девичьими фантазиями.
Серебряное кольцо оказалось перстнем необычной формы. Юрик носил его, как французские аристократы, верхней площадкой внутрь ладони. А маленькая серёжка сверкала крохотным бриллиантом.
Едва дождавшись обеденного перерыва, закинув в рот приготовленный с вечера бутерброд, Маруся стала звонить в больницу, где оставила «бомжа». Ей сообщили, что неизвестному пациенту сделали ночью трепанацию, удалили гематому. Сейчас он в реанимации, надо принести одежду и тапочки. И вообще, необходимо присутствие родственников для быстрой ремиссии, то есть восстановления.
Бухгалтерше Шиян очень захотелось организовать «присутствие родственников». И чтобы всё получилось по-людски: с тапочками и одеждой.
Дома суетилась мама Валентина Петровна, которая уезжала на работу в санаторий. Она щедро делилась своим хорошим настроением:
- Маша, бери отпуск, и поехали вместе. Не только подлечишь здоровье, но, может, кавалера себе найдёшь. Они там голодные, ищут встреч и знакомств.
- Видела я, какие там кавалеры, - обрезала Маруся, - противно слушать твои предложения. Если ты сама едешь в этот санаторий для знакомства - флаг в руки.
- Ишь, какая принцесса, будто тут к тебе очередь томится из женихов, - совсем не рассердилась мать и, напевая что-то очень бодрящее, покатила большой чемодан к двери.
- Да лучше вообще никто, чем плешивые, беззубые старые пердуны.
Мать сердито хлопнула дверью, успев выкрикнуть:
- Да и они на тебя не позарятся! Бояться нечего. Яловкой останешься.
Марусю часто обзывали коровой, она не обижалась. Но сейчас упоминание о нетелившейся тёлке её вконец разозлило.
- А вот в подоле принесу! - выкрикнула она в закрытую дверь.
НЕСЧАСТНОЕ ДЕТСТВО
Марусина мама работала поваром шестого разряда. Обезжиренный творог, которым дочь рассчитывала поужинать вечером, шёл в начинку аппетитных блинчиков, обжаренных на сливочном масле в обсыпке из манной крупы, щедро сдобренных жирной сметаной.
«Ты никогда не похудеешь. Ты всегда будешь такой! Поэтому ешь нормальную еду!»- говорила Валентина Петровна своей дочери и готовила целую кастрюлю вкуснейшего плова. И его следовало съесть за три дня, потому что хорошие продукты выбрасывать грех.
В маленькой двушке со смежными комнатами Марусе не удавалось спрятаться от свежевыпеченных булок с киселём, драников с домашней колбаской и калорийной мочанки с блинами и шкварками. Жизнь девушки Маруси выглядела однообразной и скучной, если не считать еды.
Она давно привыкла к маминым, перешитым под неё лифчикам, сиреневым панталонам, благодаря которым летом не стирались ноги в паху, огромным ночным сорочкам, пошитым без всяких выкроек. А на работу она ходила в мужской рубашке и сарафане, придуманном ею из уродливого платья, купленного в ЦУМе. Выпорола воротник, отрезала рукава - с белой рубахой смотрелось сносно.
Маша росла не очень покладистым ребёнком. Часто стояла в углу на гречке, была бита дубцом, ремнём, веником. Прощенья она никогда не просила, так как наказания считала несправедливыми. Первая обида засела в пятилетнем возрасте. У маленькой Маши целый день ушёл на то, чтобы украсить красивыми разноцветными точками белый кружевной платок. Примостилась на коленках за столом, слюнявила цветные карандаши и рисовала разноцветный салют - самый интересный момент, когда из маленького цветного огонька взрывался букет радости и можно громко кричать «ура!», а потом ждать новых разноцветных точек на небе. Маша придумала дневной салют. Никто не оценил. Мать сказала, что испорчена хорошая вещь, и поставила художницу в угол. Принимая наказание, дочка не плакала от обиды, а привыкала к ней. Обрывала маленькими кусочками обои и гудела себе под нос песенку, которую часто пела бабушка:
- Тарара калёсікі, тарара,
Ой, павезлі Мар'юшку са двара...
Да, детство не казалось розовым или голубым.
Горькие школьные воспоминания: заблудилась среди многочисленных дверей в коридоре - описалась, не найдя туалет, школьные дразнилки, гад Пивоваров, который больно лупил портфелем; тяжёлые вечера после родительских собраний. Всегда и везде она чувствовала себя смешной, нерасторопной, глупой, некрасивой. А если забывала об этом, то родители напоминали: слоновище, убоище, боўдзіла, чаропка, «головка, как фигочка, а глазки с булавочную головочку» - тем не менее «головочку» идеально причёсывали, волосы заплетали в две косицы так туго, что глаза становились узкими, как у любительниц кумыса. И никакого намёка на природную кудрявость.