– Эй, мам! Я дома.
Тео специально громко хлопнул дверью, надеясь этим привлечь ее внимание. Не хотелось застать ее врасплох в слезах или за чем-нибудь похуже рыданий, как это было в тот раз, когда они с Милтоном обнаружили ее бьющейся в судорогах во время сеанса киберсекса. Молчание Милтона тогда обошлось ему очень дорого: помимо всего прочего, Тео пришлось написать за него с дюжину курсовых работ, пока тот околачивался в СПЕЙСе, работая над своим каналом.
В гостиной царил порядок, такой же, как утром, когда он отсюда уходил. Риг Эллы по-прежнему лежал на столе.
– Мама?
На кухне в глаза ему бросилась чашка из-под кофе; след помады, оставшийся на кромке, говорил о том, что уходила она в спешке. На всякий случай он заглянул в спальню матери, которая пребывала в своем обычном состоянии – как после бомбежки.
Неторопливо вернувшись на кухню, он заглянул в буфет в поисках чего-нибудь поесть.
– Эй, Фрейя, включи какую-нибудь музыку.
– Нет проблем, Тео, – ответила система искусственного интеллекта.
Голос из расставленных по всей квартире дешевых динамиков звучал с хрипотцой, постоянно напоминая этим, что Фрейя была не живым человеком, а всего лишь техникой, причем достаточно древней. Определив настроение Тео по его интонации, центр включил депрессивный рок, спокойную, тоскливую, берущую за душу мелодию, которая, по разумению компьютера, должна была углубить его меланхолию.
Желудок Тео громко урчал от голода, но из съестного удалось обнаружить только упаковку красного вина и одну-единственную банку сардин – как раз то, что они с матерью оба не употребляли. Не нашлось даже пачки вермишели быстрого приготовления, а это означало, что теперь придется тащиться вниз, в банк продовольствия[6]. Он все-таки продолжил поиски и в результате нашел древнюю пачку с остатками хлопьев сухого завтрака, которые он мог залить искусственным молоком, не имеющим отношения к коровам.
Тео плюхнулся на диван, вынул из рюкзака свой риг и положил его рядом с маминым. Почему она оставила его здесь? Даже с закончившимся ежедневным лимитом на вознесение очень немногим пришло бы в голову оставить свою аппаратуру дома – в обществе без наличных денег комбинированные функции телефона и ДР были жизненно важны для каждого. Элла всегда напоминала ему, чтобы он не оставлял свой риг дома. Ведь там даже была прошита программа, служившая ключом от их квартиры.
Уставившись на шлем, он жевал сухие сахарные колечки и уже жалел, что пригласил домой друзей. Потому что в данный момент его захлестывало желание побыть в одиночестве, что случалось с ним редко. Тео понимал: нужно встряхнуться, сбросить с себя эту депрессию. Вот только чем было вызвано это гнетущее состояние – неопределенностью с матерью, как обычно, испытывавшей его терпение, или же известием о том, что Клемми флиртует с этим голливудским адонисом?
После нескольких глотков этой сомнительной пищи он отставил миску в сторону; голод он не утолил, но вкусовые рецепторы помучил изрядно. Он надел на голову свой риг и активировал режим ДР. Тео не знал, когда явятся остальные, но решил им не звонить. Торопиться было некуда. Вместо этого он подумал, что нужно проверить, не оставила ли Элла для него сообщений в электронной почте. Но нет, в ящике для входящей корреспонденции лежал только обычный спам, который воспроизводился автоматически, создавая водоворот из видеоклипов и резких коротких выкриков, взывавших к его вниманию.
Он еще раз оглядел квартиру на случай, если она оставила где-то аэрограффити – послание, эмоджи или рисунок, которые можно увидеть только в режиме ДР. Именно таким образом она обычно передавала ему списки того, что нужно купить, или короткие записки. Не заметить посреди гостиной метровые, калейдоскопически меняющиеся буквы, сообщающие, что у нее сегодня двойная смена, было намного труднее, чем прозевать адресованный ему имейл.
Откинувшись на спинку дивана и начав просматривать доски объявлений в разных социальных сетях, он сам не заметил, как очутился на канале Милтона. Кайю Киллер, одетый в неоново-пурпурный пиджак, выразительно кривился на камеру, просматривая «Авасту». Голос его был обработан с помощью эффекта питч-шифтера[7] и звучал немного в нос, на американский манер, а язык тела был громким и вызывающе дерзким – в общем, полная противоположность живому Милтону.
– Был там, пробовал на себе! И едва не удавился от скуки. Избегайте этой игрушки всеми силами! А я тем временем показываю ей два пальца![8]
Кайю Киллер поднял два пальца и принялся яростно – и многократно – трясти ими перед камерой, как гиперактивный подросток с дефицитом внимания под кофеиновым кайфом. Выделывал он это с таким запалом, что высунутый язык раскачивался из стороны в сторону, как у эмоджи с эмблемы «Эмоутив». С каждым взмахом он громко кряхтел – можно было не сомневаться, что это заставляло миллионы его юных подписчиков по всему миру выть от восторга.
8
Два пальца, поднятые в виде буквы V при обращенной к себе ладони, в Великобритании, Ирландии и Австралии – оскорбительный жест, невербальный эквивалент «Отвали!»