Мы познакомились на фестивале юридического колледжа «День юрфака», приуроченном к ежегодному Дню закона, который проходит в начале мая. Я был третьекурсником, а Чонсук только что поступила на первый курс. Это была наша первая встреча, но время на фестивале мы провели очень весело. Между нами возникла взаимная симпатия.
Еще больше мы сблизились с будущей женой уже после моего освобождения. Однако вскоре после того, как меня выпустили, я был вынужден поступить на военную службу. На этот раз Чонсук стала приезжать ко мне на свидания в армию. После демобилизации, когда я готовился к государственным экзаменам для получения должности госслужащего, она тоже приезжала на встречи ко мне. Только уже туда, где я занимался самообразованием.
Как-то Чонсук сказала, что ее история любви со мной – это история свиданий. А я ответил, что мне стоило поступить в университет Кёнхи только для того, чтобы встретить ее. Я говорил это искренне.
Жизнь под арестом в следственном изоляторе
Жизнь под арестом в сеульском следственном изоляторе была довольно сносной. В целом у меня все было нормально. Изначально политические преступники находились в черном списке неприкасаемых, поэтому их должны были содержать в одиночных камерах. Но так как тогда политических преступников было больше, чем камер, то нас содержали с обычными правонарушителями. В каждой камере было примерно по восемь человек. Кто-то говорил, что ему нравились одиночные камеры, но мне по душе была общая, где я находился с обычными правонарушителями. Это было познание мира, познание жизни.
В соседней камере тогда содержался адвокат Хан Сынхон. Его тогда арестовали по обвинению в нарушении антикоммунистического закона в связи с тем, что он написал в журнале статью под названием «Одна надгробная речь». Как только меня посадили в соседнюю камеру, он передал мне с помощью надзирателя майку и трусы. Так как я был вообще не подготовлен к заключению, это мне очень помогло. Он предполагал, что у меня ничего с собой нет, поэтому и позаботился обо мне.
Потом, когда он снова стал работать адвокатом по правам человека, мы встретились на одной защите. Когда адвокаты Но Мухён и Ли Сансу были арестованы по делу Daewoo Shipbuilding, он был одним из группы адвокатов. И в разговоре он вспомнил времена, когда мы сидели в сеульском следственном изоляторе. Кроме адвоката Хана в следственном изоляторе тогда находилось много выдающихся представителей оппозиции: пастор Пак Хёнгю, пастор Ким Гвансик, поэт Ким Чиха. Были и журналисты из Комитета по борьбе за защиту свободной прессы газеты «Тона», которые были уволены за участие в протестном движении. Примерно три недели спустя после моего заключения, в конце апреля, был введен в действие Указ № 9 «О чрезвычайных мерах» и обвиненные в нарушении этого указа преступники заполнили камеры изолятора. Я рад был познакомиться со многими из них и услышать новости с воли. Я мог перекинуться с ними парой фраз во время ожидания до или после свидания, когда кто-то приходил ко мне увидеться.
Заключенные в камере разделялись на тех, у кого были деньги – «сидели на тигровом меху», и тех, у кого денег не было – «сидели на собачьем меху». Тюремная жизнь «тигровых» и «собачьих» сильно отличалась. Нет в мире больше таких мест, где деньги так откровенно выделяли бы твое могущество, как тюрьма. Даже время пользования умывальником по утрам у заключенных из камер с преобладанием «тигровых» и камер с преобладанием «собачьих» отличалось. У нас в камере обстановка была еще нормальная, потому что «тигровых» и «собачьих» было примерно поровну.
Все мои сокамерники называли меня «студент» и относились ко мне хорошо. И я тоже помогал им в написании ходатайств или докладных записок, пользуясь тем, что в прошлом был студентом четвертого курса юридического колледжа и успешно сдал первую ступень государственного экзамена. Иногда даже заключенные из других камер просили меня о содействии.
За время тюремной жизни произошло одно событие, которое никогда не забудется и не исчезнет в глубине моей памяти. Тогда около следственного изолятора было много голубей. Они прилетали и садились стаями на тюремный дворик. Когда было скучно, мы с интересом наблюдали за ними, глядя сверху вниз из окна изолятора. Некоторые заключенные бросали птицам остатки еды. Поскольку у нас в камере не бедствовали, многие покупали передачки. Многие покупали и перекусы. Перекусами назывались сухари, и, в общем-то, они были вполне съедобными, если помазать их кремообразной смесью из маргарина и яичного желтка. Естественно, свою тюремную пайку многие уже не ели. Я ее собирал и бросал голубям.