Шелестов разлил остатки второй бутылки водки в четыре гранёных стакана.
– Так что пару дней эта мышиная возня у тебя займёт! К тому же по другим материалам ребят надо работать! У нас две квартирные кражи повисли на земле Женьки Малышева! – сказал Порфирьевич, доставая охотничий складной нож. – Поэтому завтра с утра прямиком в дипкорпус, а я Русикову скажу, что сам тебя отправил работать по заяве. А то найдут другое занятие, в момент!
Антон согласно кивнул головой.
– Если тебе по обсуждаемым вопросам всё ясно, поехали дальше!
Шелестов и Гудков одновременно кивнули.
– Отправка подобных материалов в следственный отдел на возбуждение, я имею в виду кражи шапок, велосипедов, детских колясок, лыж, санок, автомобильных колпаков, колес, ковриков от дверей квартир и прочей ерунды, свидетельство полного отсутствия профессионализма. Поскольку, а вероятнее всего, дело останется не раскрытым, то это означает «висяк», или «глухарь», знаешь птицу такую! Я думаю, что все полицейские в мире знают эти слова, от эскимосов, и до какого ни – будь там дремучего племени «Тумба – юмба» в Африке, где у аборигена удостоверением службы в правоохранительных органах является продетая сквозь нос кость, она же является и одеждой! И наверняка «глухарей» и «висяков» у них тоже не любят. Так что эти птицы места жительства выбирают сами, в какой канторе свить гнездо!
Волченков, Антон и Борис переглянулись.
– Да, это я так, размышляю. Так вот, за эту самую птицу Русиков с тебя спустит семь шкур. С Русикова, с самого, снимет скальп Гераськин, начальник нашего отделения, и начальник ОУРа нашего района. В свою очередь, с них самих спросят за снижение процента раскрываемости, сам начальник РУВД полковник Носовский и его заместитель по оперработе Снегирёв. А с этих руководителей потребуют объяснений в главке, в ГУВД, а руководство ГУВД будет отчитываться в Министерстве внутренних дел. Ничего не поделаешь, система! Поэтому, за каждую такую пернатую тебя будут душить всеми доступными средствами, выбор которых просто не ограничен! Это вопросы продвижения по службе, очередного звания, отпуска, квартиры, если нет. Всякие там грамоты, юбилейные медальки, фото на доске почёта. На каждом собрании тебе будут указывать на недостатки в твоей работе, на аттестации потребуют объяснить, почему «ты допустил рост преступности на вверенном тебе участке»! Понятно? Слово то, какое! «Допустил»! Мать твою! И твои мычания о том, что «ты один, а врагов много», никого всерьёз не волнуют! Все всё знают, но ты простой опер на земле, а они уже начальники, пусть маленькие и дохленькие, но начальники! И из них самих когда-то выпивали всю кровь таким образом! Система! Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак! Это про нас!
– Предлагаю усилить сказанное! – вновь подал сигнал «Волчонок». Спорить никто не стал, поэтому все выпили и закусили.
– Теперь о самом неприятном! Заявлений о кражах и пропажах санок, велосипедов, обуви, даже ковриков от порогов квартир будет много. Эти бумаги выбрасывать нельзя! Никогда! Потому что, если припрёт, то можно зарегистрировать и сделать отказ задним числом. Как это делается, расскажу в другой раз, сейчас вам это не надо знать. Эти заныканные материалы называются «поджопники»16. Понятно почему?
Шелестов и Гудков синхронно кивнули головами.
– Молодцы! Так вот, их надо где-то хранить! У каждого опера есть своё заветное место. Ваши квартиры, квартиры ваших родителей и родителей жены отпадают сразу. Когда прокуратура возбуждает уголовное дело в отношении опера за сокрытие преступлений от учета, не приведи Господи, обыски будут на этих квартирах в первую очередь. В общем, так! Это место должны знать только вы! И всё! То, что я сейчас вам сказал, написано кровью и сломанными судьбами оперов, наших братьев, сидящих на нашей ментовской зоне ИТК-1317 в славном сибирском городе, под названием Нижний Тагил. Поэтому ваша судьба, в ваших руках. И ещё очень важный момент, это чисто от себя хочу добавить! Ребята! Узнайте вашу землю, познакомьтесь с интересными людьми, проживающими на ней, не гнушайтесь знакомств с ранее судимыми, вставшими на путь исправления. Не ставшие на этот путь сами будут искать подходы к вам, и добиваться расположения. Не отказывайтесь от помощи любого, кто владеем информацией. Будет возможность помочь человеку, помогайте, не задумываясь, естественно, в допустимых пределах! Всё вернётся к вам сторицей! Человек, который вам поверил, а вы помогли ему, пусть даже в самом малом, ваш! Ему надо в самую душу заглянуть, так сказать в самое нутро, посочувствовать ему, понять его сущность и проблемы. И не будет у вас проблем с агентурой никогда! Но самых ценных информаторов держите только для себя, не регистрируйте в качестве агента. Бывает, проверяющие из главка, начинают вас разводить: то, да сё, устройте личную встречу с агентом! Нет, этих только вы лично знаете, и оберегаете, как собственную жену, потому что их жизнь в ваших руках.
Все выпили и закусили.
– Антон! Есть у меня к тебе разговор. Завтра в канторе напомни мне, пошепчемся! Ладно?
– Конечно, Порфирьевич, какой разговор!
Затем они опять выпили, потом снова и потом ешё.
Здесь я хочу сделать небольшое отступление:
Александр Парнов в этом тесном кругу офицеров милиции сейчас был выше всех по опыту и выслуге лет, а потому как бы являлся руководителем этого «мероприятия». Если бы его не было, все это можно было бы смело назвать банальной попойкой, и если бы о ней узнал замполит отделения Дубов, то на следующий день были бы последствия. Но, так как «Дед» все же присутствовал, и, как бы, представлял в своем лице зам. по розыску, то и «пьянкой» это назвать уже никак было нельзя. «Мероприятие» – и точка. Со всеми вытекающими отсюда выводами и последствиями…
Далее, разъяснительная беседа плавно перешла в попойку. Гудков и Волченков перебивая друг друга, что-то весело рассказывали друг другу сидя на диване. Чем больше они пили, тем меньше помнили, по какому собственно поводу. Антон и Парнов пошли на кухню, чтобы почистить и сварить ещё картошки. В холодильнике оставалась последняя бутылка водки…
Из оцепенения, Шелестова вывел голос водителя троллейбуса, сообщившего об остановке метро «Университет». Антон встряхнулся и резво выскочил в открывшиеся двери, вход в метро был рядом.
Центральный телефонный узел.
Доехав на метро до станции «Арбатская», Шелестов ровно в 15.00 уже входил в вестибюль Центрального телефонного узла. Предъявив на вахте служебное удостоверение с надписью «Московский уголовный розыск» в развёрнутом виде, Антон подождал, пока вахтёр связался с кем-то из руководства узла, затем, обращаясь к Шелестову, сказал: «Товарищ! Вам на второй этаж, комната номер 24, до конца коридора. Проходите, пожалуйста!».
Щёлкнул затвор турникета, и Антон прошёл к широкой лестнице, находившейся недалеко от вахты.
Шелестов не спеша шёл по красной ковровой дорожке, покрывавшей середину паркетного пола второго этажа здания телефонного узла, ищя глазами нужную комнату. Дойдя до конца коридора этажа, Шелестов нашёл заветную дверь с номером 24, нажав ручку, открыл и вошёл в просторный зал, в котором прямо перед ним сидели и работали девушки – телефонистки, каждая за своим специально оборудованным столом.
– Не плохо! – подумал Антон, ловя заинтересованные взгляды молодых девиц, – Малинник! Надо же! Столов пятьдесят стоит, не меньше! С девушками! С красавицами!
– Здравствуйте! – за спиной Шелестова прозвучал приятный женский голос.
Шелестов обернулся. Перед ним стояла довольно симпатичная высокая молодая девушка, примерно двадцати пяти лет, держа в руках большой рыжий блокнот – еженедельник. На ней прекрасно сидел строгий, довольно хорошо сшитый черный деловой костюм, юбка и пиджак, белая кофточка с высоким кружевным воротником выгодно гармонировала с волосами цвета вороньего крыла. Её немного раскосые, бездонно чёрные глаза смотрели весело и дружелюбно, легкая улыбка ослепительно подчеркивала ровные белые зубы.
16
«Поджопник» (милиц. слэнг) – заявления граждан о преступлениях, укрытых от регистрации сотрудниками милиции.
17
ИТК-13 – Исправительно – трудовая колония общего режима для бывших сотрудников силовых структур, прокуратуры, судов и ФСБ.