– Да, что верно, то верно! – улыбнулся Шелестов.
– Ритка! Перестань морочить голову Антону! Сколько можно?! – Фёдор Салимзянов с открытой бутылкой пива «Останкинское» в левой руке, спускался по ступенькам из бакалейного отдела.
– Здорово, – улыбнулся Шелестов.
– Здорово, дружище.
– И расскажи нам, как дела в советской милиции? – Рита взяла деньги и протянула пакет с едой.
– Периодически!
– Это как?
– Слой говна, слой масла, слой говна, слой…
– Фу! Можешь дальше не продолжать.
Фёдор допил пиво, поставил на прилавок перед Ритой и достал сигареты.
– Давай, закругляйся по – тихонечку, домой пора! – Он улыбнулся, и обнял девушку за талию. – Заодно снова попытаемся организовать свою личную жизнь.
Она сердито сбросила его руку.
– Не поняла. Как это, «снова»?
Салимзянов ласково улыбнулся.
Шелестов подумал, что очень давно не видел, как Фёдор улыбается.
– Что-то вы темните, ребята…
– Есть немного! – Рита выскочила из – за прилавка, сняла белый халат, и стала собираться домой.
Антон присмотрелся по – внимательнее и понимающе хмыкнул: она была в короткой джинсовой юбке, на длинных стройных ногах – высокие чёрные сапоги на каблуке. Едва заметно обозначился округлившийся животик.
– Правильно понял, мы ждём пополнения, – кивнул Фёдор. – Устали уже пытаться завести детей.
Он закурил.
– Пошли, покурим на улице. И поговорим, давно ведь не виделись.
– Пошли, коли не шутишь.
Они вышли из центральных дверей и остановились около урны.
– Вы сколько уже вместе? – Шелестов глубоко вдохнул прохладного воздуха.
Фёдор выпустил густую струю дыма, мгновенно растаявшую в темноте.
– Пятнадцать лет, было два месяца назад.
– Долго.
На улицу вышла Рита, неся в руках закрытую на молнию хозяйственную сумму, чем-то полностью забитую.
– Ой, холодина какая! Милый, держи сумку. Антон, приходи по – чаще, мы тебя с Фёдором любим!
– Обязательно.
Она снова исчезла внутри.
– Когда ждёте малыша?
– Через три месяца.
– Подумать только! Появится маленький Салимзянов.
– Мы очень долго ждали этого ребёнка. Ритка, бедная, все больницы объездила. Ладно, давай, я пошёл за ней. Увидимся.
– Договорились.
Друзья обнялись, и на том расстались.
Шелестов вздохнул и, перехватив пакет с продуктами по – ловчее, пошёл домой, похрустывая свежее – выпавшим снегом.
Фёдор Салимзянов и Рита Садовская, круглолицая брюнетка, от которой веяло верностью и домашним очагом, дружили с детства. Вместе были в детском саду, вместе учились в школе. Они жили в пятиэтажке у метро «Академическая». После окончания торгового училища вместе пришли работать в гастроном, где и Антон познакомился с ними. Конечно, Шелестов знал в лицо и половину персонала по именам, но дружба почему-то сложилась именно с этой парой. Антон помнил ещё отца Фёдора по имени Шамиль, солидного, осанистого татарина, работавшего мясником в этом гастрономе, и приветливого улыбавшегося покупателям всеми тридцатью двумя золотыми зубами, вставленными с усушки и утруски различных мясных полуфабрикатов.
Иногда Фёдор приносил Антону домой свежее чешское пиво «Праздрой», иногда Рита подбрасывала на праздники деликатесы, типа кровяной колбасы или финского «сервелата». Почему ребята не поженились до сих пор, Антон не знал, но, скорее всего, им и так было хорошо вместе.
Сказать, что Виктор с Ритулей сильно хотели детей – так нет… Просто, так получилось. Ну, а что тут такого? Жили вместе давно, проблем особых не испытывали, жильё было, работали оба. Когда-то и дети же должны были появиться на свет… Как-то неожиданно всё случилось, и представить Риту молодой мамой Шелестов просто не мог. Но если ребята решили – так тому и быть. Рано или поздно – всё равно же размножаться надо… И, ему тоже!
Антон хмыкнул, и подумал о том, что обязательно на день рождения их ребёнка сделает этой паре хороший дорогой подарок.
Дом.
Запах жареной картошки сразу ударил в нос, как только Шелестов открыл дверь к себе домой.
– Мааам! Я пришёл! – Антон вяло начал снимать куртку. – У меня уже слюнки текут вовсю!
– Антоша, слышу, слышу. Я уже всё приготовила. – Со стороны кухни в прихожую вышла мама, держа в руках полотенце, один конец которого был у неё на правом плече.
Стащив, наконец, с ноги последний ботинок, Шелестов обнял мать, и поспешил мыть руки.
– Тапочки одень, простудишься!
Что на это сказать? Сказать нечего: мама есть мама!
Вымыв руки и умывшись, Антон заглянул в большую комнату. Отец сидел в кресле и смотрел телевизор. Газета «Известия» лежала у него на коленях.
– Привет, па!
Отец что-то пробурчал ему в ответ, и продолжил смотреть какой-то фильм про войну.
На экране телевизора полным ходом шла война. Немецкий танк, показанный крупным планом, натуженно ревя мотором и периодически стреляя на ходу из пушки, упорно продвигался вперёд, давя гусеницами брошенные орудия и какие-то ящики. Из траншеи решительно выбрался, и пополз ему навстречу очередной мифический герой – коммунист. Внезапно став перед танком во весь рост, примерно в метрах двадцати от него, киношный герой, вместо того чтобы швырнуть связку гранат под гусеницы, вдруг начал торжественно прощаться с товарищами, потом с Лениным, потом со Сталиным, потом с Коммунистической партией, потом ещё с кем-то. Наконец, прошитый пулемётной очередью, красиво упал навзничь. Видимо немцы в танке устали ждать, когда он их подорвёт, и сами решили быстренько его грохнуть. Куда делись гранаты, было не ясно. Дурдом!…
Отношения между Шелестовым – старшим и Шелестовым – младшим стали, прямо скажем, не фонтан, когда Шелестов поступил в Вышку. Отец, почему-то искренне считал, что свою жизнь его сын, то – бишь, Антон, должен связать с наукой. Почему так, Шелестов – младший не знал, а спрашивать не хотел. Да и поздно уже было.
Ещё в пацанском возрасте, друзья во дворе жаловались на своих отцов, мол, за всякие мелкие косяки могли накричать, либо слегка отшлёпать для порядка. Отец Антона в свою очередь всегда пытался донести до него, почему тот не прав, или почему так поступать нельзя. Если Шелестов – младший не соглашался, отец со смехом говорил: «Ладно парень, это твои грабли, набивай себе шишку за счёт собственного опыта!»…
…Поужинав, Антон прошёл в свою комнату. Не спеша разделся до плавок и также, не спеша, направился в душ.
Завершив акт омовения, Шелестов насухо вытерся большим мохнатым полотенцем, и закутался в толстый махровый халат. Теперь можно было прилечь и посмотреть телевизор, благо время было всего-то одиннадцать вечера.
Раздался еле слышный стук в дверь, которую Антон всегда закрывал, когда находился у себя.
– Да, мам! Что?
Мать вошла к нему, держа в руке продолговатый серый конверт.
– Антоша, Вилли прислал тебе письмо. На, вот, возьми. – Она положила его на край кровати. – Отец уже лёг спать, ему рано вставать. Хочешь чаю?
Шелестов – младший приподнял голову, потянулся и взял письмо.
– Нет, мам, не хочу! Иди, отдыхай.
– Ты не закрыл шкаф, когда вешал куртку, и я почувствовала запах очень хороших французских духов «Клима».
– И что?
– Нет, ничего, просто эти женские духи мне очень нравятся!
– Мне тоже! Мам, перестань! Ты как Штирлиц.
– Хорошо, хорошо, я умолкаю. Ты решил, как ты будешь справлять Новый Год?
– Нет ещё, но я сообщу дополнительно.
– Вот – вот, сообщи.
Мама вышла, плотно закрыв за собою дверь в его комнату.
Шелестов аккуратно вскрыл конверт, из которого тут же выпала фотография. Он отложил письмо и стал внимательно рассматривать этот снимок. На цветном фото был изображён молодой улыбающийся парень, примерно одного возраста с Шелестовым, в руках он держал новорождённого, а рядом стояла невысокая девушка с большими карими глазами, которая держала на руках девочку, чуть старше новорождённой. На заднем плане отчётливо было видно здание с колоннами и стоящим рядом со входом белым микроавтобусом типа «РАФ»22 с красным крестом на борту, сильно смахивающим на нашу «скорую помощь».
22
РАФ – марка отечественного микроавтобуса. Выпуск этой знаменитой марки продолжался на протяжении сорока лет и заслужил большую популярность. Широкое применение эта марка приобрела как служебные автомобили, такие как кареты «скорой помощи» или маршрутные такси.