— Понятно.
— Ты не замена Лиле, если…
— Я не об этом спросила, а твое молчание гораздо красноречивее любых красивых слов и обещаний.
— Не дави на меня!
— Он сказал, когда приходил, что твоя мама научила тебя ответственно относиться к этим словам, так что ты мне их не скажешь, потому что не любишь. И к чему тогда такие траты? Квартира, машина, учеба… Я — всего лишь одна «из», и, спорю на что угодно, что к тебе в постель целая очередь тех, кто готов на все твои условия.
— Но проблема в том, что мне не нужны они. Я хочу тебя.
— Вот именно. Ты «хочешь», а это…
— Я испытываю определенные чувства, но я пока не готов сказать, что люблю тебя, потому что не уверен! — выпаливает и снова бьет меня в самое сердце.
«Класс. Просто потрясающе…» — «Зато честно?» — «Ну да. Он «меня хочет», и возможно когда-нибудь «полюбит», но пока «испытывает определенные чувства»…»
— Прости, но я не хочу врать. Ты сама просила честности — я тебе ее даю. Я не уверен в том, что испытываю сейчас, но знаю точно, что испытываю.
— Тогда скажи, что ваш брак — это лишь способ получить желаемое, что он будет фиктивным. Ни секса, ни отношений, ни…детей. И скажи, что ты разведешься, как только сядешь в кресло Петра Геннадьевича.
— С чего ты вообще взяла, что я буду управлять…
Устало цыкаю и саркастично смотрю ему в глаза.
— Брось, не делай из меня дуру. Это будешь ты. Миша — не сможет, Марина тоже. Лекс…возможно, но компания создавалась на деньги вашей матери, и вряд ли та же Марина это позволит.
Макс прикрывает глаза какой-то своей мысли, улыбается, а я вдруг спрашиваю:
— Я думала, что ты мечтал стать архитектором.
— Так и было, малыш, — тихо отвечает, а потом пожимает плечами, с сожалением глядя на меня, — Но у меня нет выбора. Это мои обязательства перед семьей, так что ты права, я — единственный кандидат.
— У тебя во многом нет выбора, не так ли? — молчит, — Так…Ну и? Ты скажешь мне то, что я прошу или нет?
Снова молчит. Потому что нет. Потому что он не может. И я это знаю даже раньше, чем он отведет взгляд.
Начинаю смеяться, тихо, и скорее с целью скрыть слезы, которые так и норовят вырваться. Мне ведь дико больно. Вот то о чем говорил Властелин мира — мы слишком разные, и наши ссоры будут фундаментальными. Основополагающими. Это вам не мелочи, типа, «ты забыл купить молоко!»…или «Можно не разбрасывать свои грязные вещи?!». Все гораздо сложнее: я не могу принять его правила, он не может поступить иначе.
«Нам не суждено быть вместе…» — проносится в голове раньше, чем я вдруг спрашиваю.
— Что если я вдруг захочу ребенка, например?
— Тебе всего восемнадцать, Амелия, об этом очень рано думать. Поживем пару лет, там видно будет…
— Ты говоришь, как истинный политик, но меня эта туманность не устраивает. Что будет, если я захочу ребенка? Или вдруг забеременею случайно?
— Мы уже об этом говорили, кажется? Тебе поставили укол и риски максимально исключены. Описай хоть сотню тестов, результат будет отрицательным.
— Максимально, но не полностью. Всегда существует один процент.
— Амелия…
— Ответь на вопрос, я знаю, как меня зовут.
Макс строго молчит, ему не нравится моя грубость, но все свои «не нравится» он запихивать поглубже и пожимает плечами, держась спокойно, а тон ровным.
— Ты будешь сдавать кровь раз в месяц. Если окажется, что мы попали в «один процент», срок будет небольшим…
Меня облает холодом изнутри и снаружи…
«Нет, нет, нет…Он о том, о чем я думаю?!» — бледнею, смотрю на него во все глаза, но Макс всего лишь отмахивается.
— Не смотри на меня так.
— То есть…аборт?
— На этом сроке это не аборт…
— А что же это тогда?! Как назвать…
— Черт, Амелия, хватит! Что ты хочешь от меня услышать?! Что у меня не может быть незаконнорожденного ребенка?! Может, но точно не сейчас! Мне огромных трудов стоило договориться с отцом Ксении, потому что я уже разрывал помолвку!
— Пожалуйста, не говори, что… — шепчу, на что получаю громкий цык.
— Прости, но да. Я познакомился с Лилианой и поэтому расстался с Ксенией. Она меня простила, конечно, ее отец нет, и мне было очень сложно убедить его в том, что я больше так не поступлю. Если сейчас вылезет хоть один мой косяк — всему конец, а ребенок?! Амелия, ты понимаешь, что на кону стоит жизни моих братьев и сестер?! Тебе ничего не угрожает. Им да.
— Ну конечно ничего, кроме участи любовницы, которая будет смотреть, как растут твои дети, не имея возможности завести ни отношений, ни мужа, ни дома, ни своих детей. По крайней мере пока моя задница тебя привлекает, или пока «можно не будет» по правилам твоего конченного «высшего света»…
— Господи, как я уже устал… — выдыхает и отходит к окну, в которое упирается кулаком, а потом и лбом, — Я вообще не понимаю, почему мы говорим на тему деторождения, когда ты сама к этому не готова.
— Потому что всегда существует этот "один процент".
В принципе, мне больше ничего не нужно слышать и продолжать бессмысленную возню. Все понятно. Наша история — не история о любви, а какой-то сборник коротких, сатирических рассказов с большим количеством порнухи и элементами хоррор-слэшера, где главный шут и жертва — я. Даже не его, черт возьми, а меня самой. Я построила слишком высокие, розовые замки из пушистых облаков, поэтому так отчаянно пыталась смотреть только на солнце, когда сама находилась на волоске от вечного падения. Слишком высоко. Слишком опасно. Я не воспринимала всерьез свое шаткое положение: я ведь не в безопасности, а стою на самом высоком шпиле этого самого замка, как птичка на жёрдочке, только летать не умею. Один неверный шаг — упаду и разобьюсь, не имея возможности выжить. Теперь то я наконец стойко смотрю в лицо всему тому, что наворотила: я для него развлечение, не было никогда никаких чувств, любви, точнее она есть, но лишь моя.
«Ему я рано или поздно надоем…так всегда и бывает. Любовницы меняются, жены остаются, но дело то даже не в этом. Во мне. Властелин мира был прав еще кое в чем: я не могу быть любовницей, меня не так воспитали, да и претит эта роль аж до тошноты. Не мое. Не могу. Потому что если я соглашусь, то перестану существовать — это меня сотрет. Самоуважение, гордость, мою личность — все будет уничтожено…»
— Я отказываюсь, — глухо произношу и делаю еще один шаг подальше от него и окна, словно отступаю от красивой, роскошной и «легкой» жизни.
Этот полукруг будто ее символ, и я осознанно иду в другую сторону. Смотрю в пол, так как чувствую взгляд на себе, на который не хочу отвечать. Все уже решено. Он не выбирает меня, а я не выбираю его. Нам действительно не суждено быть вместе.
— Мне такая жизнь не нужна. Я не хочу и не могу быть любовницей. Отпусти меня.
— Нет.
Вот так просто. Я резко смотрю на него, когда слышу шаги, вижу как он приближается. Не бегу, смысла в этом нет, да и я могу упасть, чего доброго…Стою и дальше, как оловянный солдатик, даже когда Макс останавливается напротив. Смотрит так проникновенно, касается щеки, а потом шепчет.
— Я не могу тебя отпустить. Дело никогда не было в страхе, что ты поставишь под угрозу наш план…Я просто не могу без тебя. Не хочу.
— Это эгоизм, Макс.
— Между нами ничего не изменится.
— Все уже изменилось.
— Нет, малыш, просто появились обстоятельства. Сейчас ты злишься, но скоро ты увидишь, что я прав.
— То есть я привыкну? Это ты хочешь сказать?
— То есть ты привыкнешь. Да. Люди всегда привыкают и подстраиваются под обстоятельства. В нашем случае они сложные, но…так уж вышло.
Отступаю еще на шаг назад.
«Да, так уж вышло, и не говори…»
— Я хочу вернуться обратно.
— Амелия…
— Отвези меня, больше не о чем говорить. Я хочу обратно.
В этот раз он покорен насколько это вообще возможно, поэтому до Красных Ворот мы едем в тишине. Хотя нет, на светофоре, который отделяет нас от заезда к дому, Макс все же тихо ставит меня в известность еще по одному поводу: