Он не злится, скорее опечален и полон сожалений. Нежно касается моей щеки, смотрит так открыто, по-настоящему, не прячется за маски. Вообще ни за какие, и тогда у меня рождается идея, что, возможно, сейчас он будет готов меня отпустить. Нормально. Без разных, детально спланированных побегов?
Я кладу руки ему на щеки и хмурюсь, глядя точно в глаза. Смотрю долго, веду с ним какую-то немую беседу, которую сама до конца не понимаю, словно пытаюсь убедить его прислушаться, а потом, когда мне кажется, что этого достаточно, произношу…
— Пожалуйста, отпусти меня.
— Не могу, — также тихо отвечает, снова разрушая все мои надежды.
Я закрываю глаза и опускаю голову, хочу отстраниться, но вместо этого Макс перехватывает мое запястье, а потом нежно целует в ладонь. Еще. Выше. И шепчет…
— Я не могу тебя отпустить, малыш. Не могу представить себе, что не увижу тебя, не почувствую. Не услышу твой голос…Мне тебя дико не хватает, и когда ты не отвечаешь, я нервничаю. Вернись ко мне, малыш, пожалуйста. Просто будь со мной…
Мне хочется рыдать от столько проникновенных речей. Громко и с расстановкой. В голос. В носу свербит, в горле словно ком, и я не могу вдохнуть, но вместо того, чтобы плакать — таю. Его слова проникают мне под кожу, разбивают лед, и я почти перед ним на коленях. Как раньше.
«Только вот ничего уже не будет, как раньше. Очнись!»
— Макс… — пытаюсь его оттолкнуть, но мои карты биты.
Он резко подсаживает под бедра так, что я оказываюсь на клавишах, которые тут же недовольно ершатся. Снова цепляюсь за его плечи, но куда как надежнее, чтобы не свалиться на пол, а он будто не замечает. Сжимает бедра, ведя по одному губами. Оставляет поцелуи и будит во мне огонь.
— Макс, пожалуйста… — жалобно пищу, пытаясь свести колени, но упираюсь в противоположное желание.
Клавиши снова грохочут. Вздрагиваю, когда неловко опускаю на них руку, вызывая еще один «ба-бам!», и тогда Макс подхватывает меня и поднимает. Мы оказываемся на диване.
Я слышу, как часто он дышит, как жалобно трещит ткань моего халата, пижамы, белья…От ветерка по телу пробегают мурашки, а от его поцелуев внутри все поджимается. Я издаю тихий стон, когда он акцентирует внимание на груди, и Макс резко смотрит на меня. Оценивает насколько я позволяю себя касаться, а к своему стыду я позволяю.
«Последний раз. Это последний раз, чтобы его запомнить…» — судорожно оправдываюсь, хмуря брови и наблюдая за тем, как он спускается еще ниже, перебирается на пол, а потом оплетает мои ноги руками.
И все рассыпается. В моей голове больше нет ничего, кроме ощущений, кроме возбуждения и жара. Он так умело двигается, так знающе и так уверенно, что не оставляет мне ни единого шанса слушать разум. А может быть и слушать нечего? Может быть сейчас, в эту самую минуту, он отступает в тень намерено? Давая мне возможность попрощаться…
— Только осторожней, — сбито шепчу, когда он ложиться на меня сверху, — Я не хочу жестко.
— Значит я буду нежным, — хрипло отвечает, а потом целует и через миг плавно заполняет собой.
Да…я, наверно, никогда не смогу быть более полной, чем в этот момент…
С утра, когда мы просыпаемся вместе, день «не везет, хоть ты тресни», продолжается. Макс обнимает меня двумя руками, дышит в макушку, молчит, пусть я и знаю, что он уже не спит. Думает о чем-то. Я не хочу говорить и спрашивать, это слишком для меня. Сегодняшняя ночь итак сделала цепи между нами прочнее, а мой выбор более сложным и безумным.
«Боже, как бы я хотела, чтобы все всегда было вот так…»
— У меня день рождение на днях, — тихо нарушает утреннюю тишину, прижимая к себе сильнее, — Двадцать шесть.
— Поздравляю?
— Рано еще. Поздравишь четырнадцатого февраля.
«ЧТО?!» — долбит красным, и я резко поворачиваюсь на него, хмурюсь, а потом притворяюсь, чтобы скрыть свою странную, как даже мне кажется, реакцию.
— У тебя день рождения четырнадцатого февраля?
— А-га.
— Забавно…
Отворачиваюсь, а сама судорожно думаю и ищу подвох, а точнее смысл брошенной фразы.
«В смысле поздравлю?!»
— Намек, чтобы я ответила на твои сообщения и звонки? А лучше сделала все это сама?
— Нет, малыш, — мягко шепчет, оставляя поцелуй на плече, — Я приеду к тебе.
Внутри я леденею.
«Это плохо. Это очень плохо…» — но ставлю стоп на панику, решая сначала выяснить, может и паниковать не о чем особо?
— Приедешь? А разве не будет пышного бала в твою честь?
— Будет, но плевать. Приготовь мне утку, в качестве подарка, м?
И так выглядит фиаско, если кому-то интересно…
14 Февраля
Я кручу в руках пачку с таблетками и хмурюсь. Мне капец, как не хочется делать этого, но разве есть какой-то другой выход? Он приедет. Макс написал мне с утра, что будет у меня в семь, как будто подгадывает — свалить я должна была в восемь. У меня в этот момент даже закралась мысль, что, возможно, он просто в курсе? Но потом аноним написал, что вместе с продуктами, я получу и небольшую посылку — отлегло. В ней было снотворное, которое я, логично, вынуждена буду добавить в еду или напиток Макса.
«Может быть так даже лучше?» — думаю, пока дроблю таблетку в специальной чаше, — «Он будет здесь, спать и совершенно точно не сможет мне помешать…»
Фора в целую ночь и, возможно, в половину дня обеспечена, так что я перекладываю порошок в небольшой пакетик и убираю его подальше. Сама принимаюсь за готовку. Мне несложно, я люблю готовить с детства, пусть и не всегда удачно, но что-то у меня получается круто. Например утка, которую мне и заказали.
«Это почти, как у всех: я готовлю для своего мужчины в день его рождения его любимое блюдо…» — слегка улыбаюсь, но потом вспоминаю, что на самом то деле он не мой. И отношения у нас необычные, а с четкими границами и сроками годности.
Думаю, что он их прекрасно осознает, просто мне не говорит, а "сегодня" ни что иное, как попытка подтолкнуть меня туда, куда ему выгодно. Мол, смотри, родная, я делаю выбор в твою пользу!
«Очередная игра, партия, где Макс умело расставляет ловушки…только я в них больше не попаду!» — даю зарок и отправляюсь переодеваться.
Время для последней партии почти подошло, и я хочу встретить своего соперника во всеоружии…
Глава 27. Будь моим Валентином
Амелия
Мы сидим друг напротив друга, но не как любовники, а как противники. Он слегка улыбается, только вот на дне его глаз плещется отнюдь не нежные чувства, а расчет. В моих глазах, я знаю, тоже самое. Наверно сейчас Макс продумывает, как бы выкрутиться и заставить меня делать то, что он хочет. Я продумываю, как бы незаметно подсыпать ему снотворное, а главное куда.
«В вино?» — обращаю внимание на пока пустой бокал, который он слегка покручивает за ножку, — «А вдруг он умрет? Снотворное же нельзя мешать с алкоголем…Я вообще без понятия, но рисковать не хочу! И как мне заставить его не пить в свой день рождение?!» — «Ой-ой! Знаю! Пару дней назад он сказал, что вывезет алкоголь из квартиры. Разве нет?!» — «Пользуйся!»
— Пару дней назад ты сказал, что алкоголь отсюда уберут, — говорю, как раз когда он берет бутылку за горлышко.
Макс приподнимает брови, явно не ожидая такого захода, а потом усмехается и кивает.
— Да, не хочу, чтобы ты пила. Алкоголь действует на тебя слишком…бурно. Мне это не нравится.
А сам открывает бутылку! Теперь наступает моя очередь поднять брови и даже усмехнуться.
— Прости, а что ты тогда делаешь?
— Сегодня сделаем исключение.
«Потрясающе. Он теперь будет решать за меня и это!» — хмыкаю, складывая руки на груди, отвожу недовольный взгляд.