— Я забыл «Старую швабру», — сказал Цукерман.
Пеплер засмеялся — душевно, одобрительно. Боже, он действительно выглядел вполне безобидным. Темные очки? Уловка туриста. Решил выглядеть по-здешнему.
— Насвистите еще что-нибудь, — сказал Пеплер. — Что хотите. Из какого хотите прошлого.
— Мне действительно надо идти.
— Натан, прошу вас. Просто чтобы меня испытать. Хочу показать вам, что я на уровне. Что я настоящий Пеплер!
Шла война, провыли сирены, и его отец, уполномоченный у них на улице по гражданской обороне, в положенные шестьдесят секунд эвакуировался из дома. Генри, Натан и мама сидели в подвале за шатким карточным столиком и играли при свечах в карты. Учения, не настоящая тревога, в Америке настоящей тревоги не бывало, но когда тебе десять лет, ты этого, конечно, не знаешь. А если промахнутся и вместо аэропорта Ньюарка попадут в дом Цукерманов? Но скоро прозвучал сигнал «отбой», доктор Цукерман в фуражке уполномоченного по гражданской обороне, насвистывая, спустился в подвал и в шутку посветил фонариком мальчикам в глаза. Никакого самолета замечено не было, никаких бомб не сбрасывали, старики Зоннефельды, жившие дальше по улице, сами опустили маскировочные шторы, и ни один из его сыновей еще не написал книгу и не познал женщину, тем более не развелся. Так что ему было не свистеть? Он включил свет и поцеловал всех по очереди.
— Раздайте и на меня, — сказал он.
Песню, которую отец насвистывал, спускаясь в подвал, Натан и насвистел теперь Пеплеру. Вместо того чтобы бежать прочь.
Он успел просвистеть всего три ноты.
— «Встречусь с тобой», 1943 год. Двадцать четыре недели в хит-параде, — сказал Пеплер, — десять в «Номере один». Записи Фрэнка Синатры и Хильдегард. Вошла в 15 лучших песен 1943 года. Готовы, Натан?
О, он-то был готов. Dans le vrai, да и пора уже. Андре был прав: сначала отгораживаешься от людей, чтобы расшевелить воображение, а затем потому, что расшевелил их воображение. И что за книги ты в таком случае напишешь? Светской жизни с Сезарой не вышло, так как насчет обычной жизни? Где твое любопытство? Где прежний весельчак Цукерман? Что за преступление ты совершил, что прячешься ото всех, словно скрываешься от правосудия? Ты не образец добродетели. И никогда им не был. Думать так — жестокая ошибка! Этого ты избежал — не пошел в жизни по этому пути!
— Палите, Алвин.
Ляпнул, но Цукерману было плевать. Плевать он хотел. Не будет он остерегаться. Хватит укрываться от своих же извержений. Бери то, что дали. Принимай то, что сам и вдохновил. Привечай теперь джиннов, которых твоя книга и высвободила! Это касается и денег, и славы, и этого Ангела маниакальных услад!
А тот уже понесся во весь опор:
— «Приходит, окрыленный молитвой», «Прошлой ночью глаз я не сомкнул», «Жду тебя», «Это любовь, любовь, любовь», «Эту песню я прежде слыхал», «Чудесно скоротаем вечерок», «Любовь-морковь», «То волшебное утро», «Поутру», кстати, а не «По утрам», как большинство думает, и Хьюлетт Линкольн первым номером. Хотя, разумеется, никто ему на это не указал. На той викторине. «Все считают влюбленными нас», «Мама, где мой пистолет», «В субботу, воскресенье и всегда», «То слишком молоды, то слишком стары», «Тико-тико», «И снова возвращается ко мне», «Никогда не узнаешь». Пятнадцать.
Он утих, даже слегка поник — вспомнил, как долго держался на викторине Хьюлетт.
— Алвин, как у вас это получается?
Пеплер снял темные очки и, закатив темные глаза (кстати, синяков ему никто не поставил), пошутил:
— «Это колдовство», — признался он.
Цукерман решил ему подыграть.
— Дорис Дэй. Тысяча девятьсот сорок шестой.
— Близко! — обрадовался Пеплер, — близко, но правильный ответ — сорок восьмой. Вы уж простите, Натан. В следующий раз и вам повезет. Слова Сэмми Кана, музыка Джуля Стайна. Впервые прозвучала в фильме «Роман в открытом море», «Уорнер бразерс». В ролях Джек Карсон и, разумеется, божественная Додо, мисс Дорис Дэй.
Цукерман не выдержал и расхохотался:
— Алвин, это потрясающе!
На что Пеплер быстро ответил:
— «Это восторг», «Это полный провал», «Это счастье навек», «Это чувство, что ждал я всю жизнь», «Это боль, это стон, это крик», «Это входит в плоть и кровь», «Это…»
— Какое выступление! Полный восторг, правда! — Он все хохотал.