— Скоро я вообще ничего понимать не буду.
— Юра, я ведь не хотел, чтобы ты снова стал растением. Люди не всегда говорят то, что думают.
— Мне больше нравилось, когда ты меня Юсей звал. Так роднее получалось. — Юся шмыгнул носом. — Егор, ты простишь меня, пока я еще нормальный? Потому что идиоту все равно будет.
Я бы обнял сейчас своего непутевого брата, но моя правая рука совершенно не была для этого приспособлена. Да и непутевым, если хорошо подумать, был я сам.
— Конечно, прощу, — сказал я. — Куда я денусь?
— У нас друг к другу врожденная привязанность, — пошутил Юся.
В это время драка в коридоре закончилась так же резко, как и началась. Помятый, с рассеченной щекой и залитым кровью пиджаком, мокрый, как цуцик, Кассатикетс появился в коридоре.
— Собирайте манатки, — сказал он. — Вы не оправдали доверия.
И ушел. А мы встали. Кто-то же должен закрыть дверь.
У туалета стоял, запрокинув голову, Макс. Из носа у него текла кровь.
— Представляете, унитаз расстрелял, подонок, — с сильным прононсом сказал он. — Фаянс вдребезги, осколок ему едва в глаз не попал, а он, вонючка, полез искать эту вашу штуку.
— Нашел? — спросил я.
— Вы смеетесь? Это же канализация. Теперь городской отстойник просеивать придется. Через ситечко. Вы чего такие квелые? Мы же победили.
Мне не хотелось расстраивать Макса.
— Можно, мы мультики посмотрим? — спросил я.
— Да смотрите, конечно, — ответил он.
13
— Разрешите доложить?
— Ну, давайте уже, не тяните резину.
Свиридов включил аудиозапись. Первый слушал и менялся в лице. Как хамелеон: то пунцовел, то бледнел, то шел пятнами. На его красивом лице двигались желваки, раздувались ноздри, губы то сжимались, то кривились в сардонической улыбке. Выразительное лицо.
— Это что?
— Это Мезальянц, звонил на конспиративный номер двенадцатого августа.
— Он что, совсем рехнулся?
— Обладание предметами отрицательно сказывается на здоровье, вы же знаете. На душевном — в том числе.
— Вы таким образом намекаете, чтобы мы прекратили розыски? Или что?
— Он уже сделал первый ход, в Измите. Вы видели, какие там разрушения: огромная трещина в земле образовалась. Про человеческие жертвы уже не говорю — меньше, чем в Армении, но и не мало — приблизительно семнадцать тысяч. И это за три минуты! У меня есть предложение выждать. Если Мезальянц продолжит наступление — попытаемся накрыть его встречным огнем. Но мне кажется, что он не продолжит.
— Вы знаете, что надо делать, когда кажется?!
Свиридов знал. Но идти на принцип не хотел. По опыту он знал, что пережить можно все, в том числе и начальника-самодура. Или уволят, или на повышение пойдет. По всему выходило, что Первый уйдет скоро очень далеко, а Свиридов останется. Если, конечно, не снимут.
— Я считаю, что надо подождать. Не имеет смысла искать его сейчас, когда он, скорей всего, изменил внешность и затаился. Ресурсы истратим, а толку никакого. Такого ценного ресурса в Микронезии лишились из-за спешки.
— Хватит, мы этот вопрос уже обсуждали!
— Мне-то что? Это не мой агент погиб.
Разговор заходил в тупик.
— Ваше предложение?
— Выждать срок. Пять дней можно подождать. Если он не объявится — значит, либо сам погиб, либо затаился. В любом случае предметы быстро не всплывут.
— Вы испытываете мое терпение.
На эту реплику Свиридов ничего не ответил, хотя так и подмывало щелкнуть каблуками и гаркнуть: «Рад стараться!» Мезальянц бы именно так и поступил. Свиридову было жалко такого работника, но независимость суждений и поступков хороша в меру. Не на службе.
— Разрешите идти?
— Идите, — нехотя отпустил Первый.
Чувствовалось, что Первому хочется сказать напоследок что-нибудь обидное, но все казалось мелким и детским.
Ничего, думал Свиридов. Скоро у тебя дел будет невпроворот, и тебе станет не до меня. А я еще поработаю. Если, конечно, не снимут.
14
Распоряжение о нашей с Юсей депортации пришло на следующий день, на электронную почту Далилы.
Юся зычно храпел, поэтому я почти не разобрал горячего спора между нашей матерью и Максом, хотя и догадывался, что спорят они о вчерашней угрозе красавца. Макс требовал от жены, чтобы она «боролась», а Далила парировала тем, что «у нас дети». И я впервые был на ее стороне. За спокойную жизнь с Юсей я бы сейчас сам взорвал этот Измит со всей Турцией. А еще лучше — Москву. Ведь самый очевидный способ был! Сравнять ее с землей, чтобы и камня на камне не осталось.