Мышь все еще пульсировала в ладони. Чтобы не провоцировать самого себя, я разжал руку. Предмет выпал из руки и тяжело закачался на цепочке.
— Это оно?
Шибко умная. Как бы не пришлось чугуний грузить.
— Не твое дело.
— А можно посмотреть?
— Нельзя. Все, пошла отсюда, а то точно дуну.
— А потом покажешь?
— Отстань.
— Ну пожалуйста, я никому не скажу.
Да отцепишься ты наконец?
— Что ты можешь рассказать, сопля? — Я усмехнулся. Она, конечно, может и рассказать, но кто ей поверит?
— Я не сопля, я Вика.
Кто бы мог подумать?
— Да хоть Хрюндигильда Карловна. Кыш отсюда!
— А тебя можно Егором звать?
Вот пристала, дура мелкая.
— Я сейчас Юсе скажу, и он тебя поцелует.
Юся любил целоваться. Стоит кому-то в его присутствии чмокнуть губами, он тут же лезет с поцелуями. Наверное, ему ласки не хватает.
И только когда мы поднялись к себе на четвертый этаж, до меня вдруг дошло, что нас во время этой прогулки могли застрелить, затащить в машину, ухайдакать обоих трубой по башке. Я так живо себе это представил, что даже мурашки по коже побежали. Нужно торопиться.
Несколько штанов, теплые куртки, ботинки, майки, трусы, туалетные принадлежности, кружку и ложку, продукты, конфеты для Юси. Собирался я абы как, просто в сумку кидал, главное было вырваться из дому раньше, чем за нами придут. Прошелся по всей квартире: закрутил краны, проверил положение выключателей, чтобы без меня дома ничего не потекло, не замкнуло, не взорвалось.
Главное, дотянуть до Владивостока, думал я. Во Владивостоке угоним сейнер или вообще военный корабль. А чего мелочиться? На военном корабле рукой подать до Марианской впадины. Вот куда я сброшу артефакты, а Мезальянц пускай нанимает команду Кусто для поисков, если хочет.
Я нахлобучил Юсе на голову кепку, себе натянул капюшон, и перед тем, как присесть на дорожку, я решил еще задернуть шторы. А когда задернул, мимолетно глянул в окно. И обомлел. Во двор въезжала машина, и что-то мне подсказывало, что это за мной.
Практически одновременно мы с Юсей заткнули друг другу рты. Я посмотрел на брата, и в его бутылочных осколках читалось: засада!
Я не знал, Мезальянц ли это приехал с группой захвата, или еще кто-то, но чувствовал, что надо сидеть тихо, как мышке. Хотя, с другой стороны, наша мышка предпочла бы отнюдь не тихое существование.
Не прошло пяти минут, как в дверь начали стучать, и по стуку я определил, что это не Мезальянц. У него какой-то импульсивный стук был, расслабляющий. Сейчас же молотили так, что хотелось встать, с остекленевшими глазами послушно домаршировать до двери и открыть с криком: «Сдаемсу!»
Юся даже схватил меня за плечо: не открывай. Я тоже схватил его: молчи. Так мы и стояли, держа себя в руках.
А потом стук прекратился, послышались чьи-то голоса, грохот шагов на лестнице, рев двигателя на улице — и снова тишина. Это меня Виктория отмазала. Она хоть и дура, но порой ей в голову светлые мысли приходят.
Как и у всех девчонок, голова у Виктории оказалась забита романтической фигней. То есть, конечно, я не могу говорить за всех девчонок, потому что никогда с ними и не общался, но книги и кино представляют их именно такими. И Виктория была такой. Возможно, она смотрела те самые фильмы и читала те самые книги. Словом, она восприняла все как игру и включилась в эту игру со страстью неофита. Припрягла отца-милиционера, тот, видимо, пребывал в благодушном состоянии — и план бегства обрел реальные очертания.
На милицейском «уазике» мы с ветерком добрались до Одинцово, Викин отец помог нам с Юсей влезть в вагон, пожелал счастливого пути и ушел. Вроде слежки и погони не было, и на вокзале все обошлось без приключений, но, пока поезд стоял, мы никак не могли успокоиться. По спине все время пробегал нехороший холодок, как у травоядных, которые кожей чувствуют приближение хищника.
И, как оказалось, хищник был рядом. Не успели мы как следует устроиться, как дверь в купе открылась и к нам вошел Мезальянц.
— Далеко собрались, молодые люди?
Страх и напряжение прошли, будто не бывало. Оказывается, предчувствие неприятностей страшнее самих неприятностей. Мезальянца я не боялся. Это был тщедушный мужчинка, и бояться его было даже смешно. Даже если он имел оружие или владел боевыми искусствами, страху нагонять Иван Иванович или не умел, или не хотел. И даже если он был потенциально опасен, угрозы нашей жизни он не представлял, это я точно чувствовал.
— А зачем вам это знать? — спросил я.
— Хотя бы по той причине, что предметы твои принадлежат мне. Я их купил.