Совместных детей у супругов не было, зато имелись несовершеннолетние внуки, а также — вот удача! — родная сестра Агнии Теодоровны Барбара, проживающая в соседнем городе. С нее-то Иван Иванович и решил начать.
Барбара Теодоровна, по образованию историк, занималась коллекционированием и экспертной оценкой древностей, была видным деятелем польской диаспоры на Урале.
Мезальянц выучил, чтобы автоматически слетали с языка, несколько польских выражений, в основном обсценной тематики. Стал безвкусно одеваться, увешался цацками и прочей атрибутикой быстро и нечестно обогатившихся мерзавцев, скопировал одесский говор и на мягких лапах стал издалека подбираться к коллекционеру и эксперту Барбаре Теодоровне Кравец. Иван Иванович умело изображал профана, скупал всяческую ерунду, хотя попадались там и действительно ценные вещи — например, бронзовые украшения в пермском зверином стиле, добытые черными копателями. Наконец, у Мезальянца с Барбарой Теодоровной установились доверительные отношения. Выглядела она гораздо моложе своих лет, и если бы Иван Иванович сам не читал ее личное дело, ни за что не догадался бы, что они не ровесники.
А еще Барбара Теодоровна носила на шее барсука. Впервые увидев фигурку, Мезальянц едва не присвистнул от удивления, потому что по стилистике исполнения сидящий на задних лапах зверь очень напоминал петуха. Правда, глаза Барбары Теодоровны были одинаковыми, но это ничего не значило — она могла маскировать разные глаза контактными линзами.
То не было ни гроша, то вдруг алтын, подумал Иван Иванович. Ну что же, насчет барсука в задании ничего не говорилось, можно будет выторговать у старушенции фигурку и посмотреть, как же эта хреновина на самом деле работает.
— А ваш кулон к какой культуре относится? — спросил однажды Иван Иванович.
— У вас наметанный глаз, друг мой, — очаровательно улыбнулась Барбара. — Некоторые относят к скифской, другие — к сарматской, но, к сожалению, предмет в единственном экземпляре, и сравнить не с чем. Так что эта вещь не продается.
— Я вам хорошую цену дам, — сказал Иван Иванович. — Все равно этот барсук больше на поросенка похож.
Женщина рассмеялась:
— Зачем же он вам тогда?
— У меня друг есть в Москве, — сказал Мезальянц. — Вы, наверное, знаете, его сейчас часто по телевизору показывают...
— Я не смотрю телевизор.
Мезальянц тяжело вздохнул и назвал Первого по фамилии-имени-отчеству, а главное — должности.
— Вот как... — удивилась Барбара. — И что?
— Он собирает такие штуки, я у него несколько видел. И все, говорит, в единственном экземпляре.
Барбара задумалась. Мезальянц ликовал: буквально от фонаря ляпнул первое, что в голову пришло, а как озадачил собеседницу. Первый — звезда, фаворит!
— Так что, продадите?
— Я подумаю.
Думала она недолго, дня два. А потом пригласила к себе домой.
Дома у Барбары стоял тяжелый запах лекарств. И выглядела она из рук вон: старая развалина, да и только.
— Не пугайтесь, — сказала она. — У меня неоперабельный рак, мне осталось совсем немного. Вы первый за последний год человек, побывавший у меня в гостях.
Мезальянц немного струсил. Он не боялся смерти или болезней, но вот так, с ходу узнать, что цветущая на людях женщина на самом деле одной ногой уже в могиле стоит... Неприятный сюрприз.
— Может, я могу?..
— Нет, не можете, мне даже в Израиле ничем не помогли. Но у меня есть к вам деловое предложение...
Барбара Теодоровна выложила перед ним две звериные фигурки. Две! Барсук и мышь! Ай да Иван Иванович, ай да сукин сын!
— Я умру, не сегодня — так завтра. Все, что я имела, уже продано, только эта информация пока под большим секретом. Коллекционеры все ужасно обидчивые, перессорятся еще раньше времени, никто на похороны не придет, а у меня уже все готово... Остались только эти две вещи — моя и сестры.
Это что же за семейка у вас: каждый свой предмет имеет? Мезальянца взяли было сомнения, но он их отбросил: потом сомневаться будет, когда предметы получит.
— Не сочтите меня маразматичкой, но я открою вам небольшой секрет: эти предметы воровать или отбирать бесполезно. Только получить в дар или найти. Можно еще с мертвого тела снять, но, думаю, мы успеем раньше.
— Вы мне их дарите? — обалдел Мезальянц.
— Не совсем. Я подарю их вашему другу. Но с одним условием. Все свои сбережения я оставила своему двоюродному внуку. Но, думаю, этих денег не хватит, чтобы обеспечить его жизнь до конца, — он инвалид и никогда не сможет работать. Я прошу купить эти вещи. По два миллиона за каждую — не очень дорого?