— А что, нам брать с собой команду? Парусное вооружение простое, я один справлюсь. Навигационные приборы, горючее, двигатель — всё в порядке, у меня тут специальный человек всё проверил и отревизировал.
— Да, но это же, пардон муа, неделя автономного плавания, нет?
— Шесть дней, если погода хорошая. Если начнёт штормить, можно и все две недели на воде провести, у меня однажды такое было.
— Мы же свихнёмся со скуки.
— А покер? Я, между прочим, когда один ходил, наловчился сам себя обманывать перед зеркалом. Это, скажу я тебе, не в Лас-Вегасе…
— Майор, нам нужны попутчики.
— Что? Дармоеды? Ни в коем случае!
— Не дармоеды, а попутчики.
— Барби, не морочь мне полушария. У нас не будет остановок в пути. Сели в Лос-Аджелесе, вышли на Понпеи.
— Я лучше сразу разведусь.
— Ну конечно, я так и знал! Я ей помог провернуть аферу, а она мне подыграть не может. Между прочим, путешествие, в которое мы с тобой отправляемся, у нормальных людей называется «медовый месяц».
— Но среди нас только один нормальный человек!
— Вот именно. И я требую нормального медового месяца. Или хотя бы медовой недели.
— Я тебя утоплю во время этой недели.
— Только яхту не трогай, она под заказ сделана.
Так, ругаясь и переругиваясь, молодожёны закончили подготовку к экспедиции, на которую сам Майор возлагал большие надежды.
Или бог есть, или Барбара подозревала, что предложение отправиться на Понпеи не останется без внимания, а только незадолго до отправления «Лары» на борт яхты ступила девичья нога.
— Ты Викса — я Барбара, и никаких отчеств, — предупредила Барбара гостью. Ты правильно сделала, что собралась с нами. Не бойся — найдём мы твоих друзей. А где Мезальянц?
Как Викса не уговаривала Ивана Ивановича отправиться с нею прямиком на Понпеи, тот не соглашался.
— Пойми: ты потеряла друзей — и ты беспокоишься, а я ребёнка потерял.
— Не фига себе ребёнок — восемнадцать лет, лось вымахал больше вас.
— Я ему жизнью обязан. Им двоим. Не могу я его бросить, русские на войне своих не бросают.
— Не война же сейчас.
— Будут свои дети — поймёшь.
— Но они ведь не ваши дети.
— Мои! Я в них столько за это время вложил, что они — мои.
— А они в вас?
Подобная мысль Ивану Ивановичу в голову не приходила. Может, Кемаль поэтому и сбежал, что опекун не давал в себя что-то вкладывать?
— Не могу, — сказал Мезальянц Виксе. — домой мне нужно. Я Рифата уже завтраками закормил, он моего возвращения ждёт.
Иван Иванович привёз Виксу в Лос-Анджелес, и отсюда же вылетел в Стамбул.
Рифат был безумно счастлив, когда амджа пришёл утром домой, открыл дверь своим ключом и сварил кофе.
— Я скучал, — сказал он.
— Я тоже, Рифат. Очень скучал. Скажи, ты у Кемаля в комнате прибирать не давал?
— Нет, амджа.
— Рифат, возможно, я тебе это редко говорю, но если бы ты был моим сыном, я знал бы, что твои мозги — это моя хорошая наследственность.
Иван Иванович вошёл в комнату Кемаля. Все стены увешаны красотками, качками, мастерами единоборств… только физическая карта мира выглядела на фоне всего этого спортивного мяса чуждым элементом. На карте были обведены синим фломастером Москва, Прага, пустыня Наска, Мальта, Калькутта, и ещё масса городов, месторождений золота и алмазов, исторических местностей.
На полках стояли исторические и приключенческие романы, подшивки журналов «Гео», «Нэшнл джеографик», в мусорной корзине под столом — много резаной бумаги. Кажется, Кемаль что-то вырезал.
— Где у него может быть тайник? — спросил Мезальянц у Рифата.
— Под матрасом, — не задумываясь, ответил воспитанник.
И не ошибся. Под матрасом Кемаль действительно хранил довольно пухлое собрание вырезок из газет и журналов.
«Сокровища инков», «Библиотека Ивана Грозного», «Нан-Мадол», «Золото Колчака», «Таинственный Нан-Мадол», «Золотые боги понапе».
Иван Иванович был поражён. Узел! Кемаль тоже в него угодил! Конечно, он мог отправиться и в Москву, искать библиотеку царя Грозного, но многочисленное упоминания Нан-Мадола, вырезки из путеводителей по острову Понпеи, всё указывало на то, что Кемаль постарается отправиться именно на Понпеи. Там — точка схождения всех.
Мезальянц быстро прошёл в свою комнату, вытряхнул из сумки на кровать грязное бельё и одежду, и стал складывать в сумку чистое.
— Амджа…
— Отец. Я хочу, чтобы ты называл меня отцом. Мне кажется, я это… заслужил.
— Да, отец. Ты куда-то снова уезжаешь?