Вскоре старик сильно сдал, перестал ходить на работу, бывало, целыми днями не вставал с постели. Георгий доставал ему дефицитные лекарства, ухаживал, обстирывал и кормил, но, видимо, срок Харитону Окулову пришел. Почуяв скорую кончину, Харитон как-то вызвонил Георгия с работы и сказал:
— Ты уж, едрена промышленность, не обижайся, да только в металлургии ты смыслишь раз в сто больше меня, Георгий Данилович. Я ж за век свой так ничего и не понял в том, как мы это железо отливаем. Талисман у меня заветный, он мне все и подсказывал. А забери его у меня — и все, буду я старый дурак.
Он снял с шеи металлического петушка с пышным хвостом и задиристым гребнем.
— Это волшебный петушок, едрена промышленность. Читал Пушкина, о золотом петушке? Про эту гаду написано. Тебе откроюсь, потому как никому раньше даже обмолвиться не мог. Я ж ведь после революции в ЧК работал. Много всякого повидал. Слыхал про Леньку Пантелеева? Фартовый налетчик, до сих пор легенды ходят. А спервоначала тоже чекистом был, даже моим начальником. Чуйка у него была, как у гончей собаки, потому что владел он этой птицей. Заранее знал, где пуля ударит. Да в перестрелке потерял он петуха, и убили Леньку. Я случайно наткнулся. Поднял с полу — и меня как молнией пронзило: прячь скорей безделушку, а то и тебя кокнут. Был у нас один, все мечтал Ленькин талисман к рукам прибрать. Уволился я из органов, вернулся домой, на завод устроился. А делать-то ничего и не умею. Вот тут меня этот петушок и выручил, в люди вывел. Дарю тебе эту штуку, потому что ты, Георгий Данилыч, тоже не за деньгами гонишься, а за трудовым уважением.
Так петух оказался в руках у Георгия Круглова. Сначала он носил его, не снимая, и добился очень высоких производственных результатов благодаря счастливым озарениям, но вскоре заметил, что глаза его поменяли цвет, да и знания, полученные в институте, начали забываться. То ли мозг стал отключать ненужные участки, то ли предмет информацию стирал из памяти. Георгий Данилович перестал носить петуха на груди, а просто хранил в кармане пиджака.
Какое-то время таинственный талисман беспокоил пытливый ум молодого инженера-технолога. Курс сопромата он знал назубок и сдал по нему экзамены на «отлично». Он абсолютно точно знал, что советская металлургия еще не получала сплавов с такими характеристиками. Каких только экспериментов он не проделывал с амулетом. Нагревал в кузнечном горне — увы, материал оставался холоден. Петух не проводил электрический ток, но сам способствовал скоплению статического электричества в атмосфере, не поддавался механической обработке — ни кузнечной, ни слесарной. Ближе всех по свойствам был победит, с одной лишь разницей — победит хоть и выдерживал очень высокие температуры и трудно поддавался обработке, но был хрупок: достаточно один раз как следует ударить кувалдой, и материал, который режет и сверлит крепкие инструментальные стали, рассыпался в крошево. Словом, петух был подтверждением диалектического закона о неуничтожимости материи.
В поисках информации о сплаве Георгий Данилович тоннами перелопачивал книги по истории и геральдике, большей частью старинные, и обратил внимание, что очень многие европейские гербы имеют одинаковых животных — в основном орлов и львов. Откуда взялся странный артефакт на Урале — неизвестно. Очень много лет назад здесь проходила граница между освоенными русскими землями и Сибирским ханством, здесь шастали византийские агенты влияния, которые расплачивались с кочевыми племенами византийским золотом, чтобы те нападали на русские селения. Может, эта штука тоже была византийской? Он перерисовал петуха и показывал рисунок знакомым историкам и краеведам, но почти никто не мог ему ответить вразумительно, к какой именно культуре принадлежит подобная стилизация...
Всю жизнь дедушка вел несколько дневников. В один записывал погоду, каждый день три раза — утром, днем и вечером, а в конце каждого года дедушка выстраивал температурный график. Во втором дневнике он записывал все свои инженерные мысли: там были формулы, эскизы, данные из энциклопедий. Третий дневник содержал всю его жизнь, с того момента, как он научился писать. Примерно с шестнадцати лет он перестал оценивать события вокруг, просто сухо фиксировал все происходящее, что казалось ему интересным. Дневники эти, сотни тетрадей различной толщины и формата, заполняли всю нашу кладовку, а после смерти дедушки были переданы в музей.
Но, оказывается, он вел еще и четвертый дневник, дневник о петухе. Маленькая потрепанная книжица в дерматиновом переплете с надписью «Делегатская».