Все остальное копошение исчезло с пучка внимания и принялось кружиться в помрачительном танце «убоявшегося тени». Как мне однажды рассказал мой давний друг и приятель, этот танец исполнялся только в момент смерти индивидуализированного Я.
Расщепляясь на составляющие космической игры: на пыльцу и энергетическую основу. Движения здесь томно шептали свою песню, предвещаю окончательный распад личности. И пусть. Пришелец манил меня рукой к цветастому сундуку, а во рту становилось все влажнее и слаще. Изюм пробирался к моему нутру, заменяя истершиеся винтики на новые, чисто блестящие механизмы.
Кукольный мир реальности превратился в безумный поход за призрачным сундуком. Я шел наверно лет сто, пока вконец не позабыл весь пройденный путь. Когда это произошло, мое восприятие сделало короткий кульбит, и я возвратился в светоносный ореол. Рядом со мной улыбался пришелец, превратившийся в лучезарную девушку. Она знаками показывала мне цифры, которые значили сколько нам осталось странствовать. Я понял все чисто интуитивным путем.
Тридцать три и шесть десятых. Секунд, минут ли, часов или еще чего краше? Время растянулось, сжалось и грубо перемахнуло за темноту космической игры. Меня обдало холодным ветром, очи сомкнулись, весь свет исчез, как исчезло тепло моей спутницы. Оставшись в одиночестве, я не мог различить, где моя тень, а где окружающая действительность. Мы стали слиты, но ощущения слитности не возникало. «В чем же тут была загвоздка», – думал я.
«Сундучная жаба прибрала твою яркую индивидуализацию в свои недра. Так отпусти же воспоминания, и ты сможешь вернуться в сладостную грезу».
Так и было сделано. Возникла кромешная темнота. Мои внутренности, рассредоточенные по громаде космоса, перекручивались, будто были сочком для ловки мушек. Мое восприятие обнаружило себя в залитом золотом пространстве, где в воздухе витал сладостный аромат хорошо знакомого мне Изюма.
Чувство восторжения зазвучало с новой силой. Сундук призывно замигал, будучи на драгоценном постаменте.
«Что же в сокрыто в пучинах этой громадины?» – вертелось в голове. Азарт проснулся так же, как проснулось способность к полетам. Я воспарил легко и непринужденно, словно делал это ранее бессчетное количество раз.
Но для меня это было впервые. Очи радовались вновь ощутить сахарную сокровищницу. Восприятие внимало наблюдаемому, а я внутренне делал пометки, оставлял засечки во внимании, не упуская и крохи такого реалистичного миража.
Я установил, что рыжина в постаменте вовсе не камень, а истлевшие чертежи людских тел. Также мной было выведено, что радужная переливчатость, которая будто бы обволакивала сундук, была серией четко направленных энергетических сполохов, чья природа стоит за гранью видения.
Мне вспомнилось, что однажды, будучи на довольно чудаческой лекции, спикер вещал о такой субстанции, название которой было не то «Десять к одному», не то «Пространственная десятка». В общем не суть, главным было то, что эта формация была и реальна, и нереальна одновременно, являясь, так сказать, «супом наблюдателя».
Смотревший негаданно напитывал наблюдаемый объект своими представлениями, мыслями, ожиданиями, а тот начинал сперва светиться голубоватым отсветом, а потом принимал переливчатое сияние.
В то время, когда нам поведали о «Десятке», у некоторых внимательных слушателей возник вполне закономерный вопрос: «почему с одними вещами «цветастое превращение» успешно проворачивалось, а другие оставались такими же, как и раньше?» Спикер отвечал, что все дело в изначальном заряде, в матрице, на которой водружен объект.
Чтож, сундук, который я смел рассматривать как раз состоял из этого «небесного материала», чья форма, принимая мои мысленные токи, переливалась сим чудным светом. Я не забыл, что мне требовалось пробраться внутрь данной махины, чтобы окунуться в ее недра, в попытке отыскать свою индивидуализацию, без которой в реальном мире никуда.
Ах, внутренний взор привлек мне в восприятие образ той пришелицы, которая покинула меня в момент, когда все погрузилось в темноту. Ощущения за весь этот период практически не поменялись, я все также ощущал космическую громаду, которой являлся, но слитности совсем не прибавилось.
Продвижение к Изюму давалось легко, никаких препятствий на пути не обнаружилось. Лишь сладость во рту все увеличивалась, грозясь выйти на уровень, где будет невозможно сносить приторность. Если это все-таки произойдет, то придется обрубить вкусовые рецепторы до лучших времен.
Свечение здешних небес принесло с собой мерцающие сполохи неясного происхождения. Сперва появился лиловый отсвет, ярким покрывалом укутавший правую сторону неба, потом явился розовый, и занял левую сторону света.