— 902. Услаждался каканием.
— 903. Специально затягивал какание ради услаждения.
— 904. Слишком долго мыл гениталии и область афедрона
— 905. Услаждался ощущениями при мытье гениталий и области афедрона.
— 906. Специально затягивал мытье гениталий и области афедрона ради услаждения.
— 907. Услаждался при постановке клизмы.
— 908. Ставил сам клизму или просил других, чтобы они сделали это ради услаждения.
— 909. Лечился клизмами сверх необходимого.
— 910. Специально подбирал диету, чтобы образовались запоры, а затем услаждался, испражняясь твердым калом.
— 911. Предавался мечтам, в которых услаждался тем, как испражняюсь твердым калом или как какаю вообще или как мне ставят клизму.
— 912. Подтираясь после испражнения, сверх необходимого раздражал область афедрона.
— 913. Услаждался мочеиспусканием.
— 914. Слишком долго и слишком усиленно придерживал член пли мочеиспускании.
— 915. С услаждением и необоснованно часто использовал свечи для лечения геморроя.
Тут всероссийский старец и духовник прервал Кураева и задал ему вопрос:
— Скажи, чадо Андрее, — лечил ли ты простатит треклятым массажем, для свершения коего блудливым грешникам вводят в срачный ход различные предметы или даже перст руки?
— Но у меня нет простатита! — сказал Кураев.
— Возблагодари же Господа! — молвил отец Наум. — Таковое лечение простатита есть треклятый ручной блуд содомский или то, что ему подобно! Только сам Дьявол мог надоумить безбожных врачей на такое «лечение». Это — прямой путь к мужеложеству, к Содому! Сие есть треклятый ручной блуд содомский! Причем взаимный, сугубый — когда проблужение перстом в срачный ход творит врач! Лучше погибнуть в страшных муках, чем так лечить простатит! Святые мученицы предпочитали в древности смерть бесчестию блуда! Вот так! Зришь ли, чадо Андрее, кто и зачем всё это вводит в лекарскую науку на соблазн всем православным христианам и всем человекам?! Зришь ли? Паки реку: не все видят это, но лишь те, кому дано…
Старец на пару мгновений умолк, а затем снова спросил Кураева:
— Вот, мню, в детстве тебе ставили клизмы. И при этом наверняка смазывали клизму вазелином. Ты должен помнить это. Скажи, чадо Андрее, — тебе было приятно? Тебе хотелось, чтобы это сделали снова? Ты помнишь раздражение и восстание срачноходной похоти, которое при этом испытывал?
— Да, да, да… — ответил Кураев и зарыдал. — Всё это так… Горе мне, окаянному!
— Вот так, чадо, из детей и делают мужеложцев! Сылшишь? Слышишь, чего советуют врачи?! Лучше, чтобы ребёнок погиб от запора, чем ставить ему треклятые клизмы! А ещё выдумывают всякие промывания кишечника… Лучше погибнуть! Тогда Господь примет тебя как мученика! Понял?
— Понял, отче! — ответил Кураев.
Старец умолк и Андрей Кураев продолжил зачитывать свои грехи. Он миновал грехи из десятой сотницы и, наконец, дошёл до самого конца. Кураев закрыл тетрадь и засунул её обратно себе за пазуху. Отец Наум заметил это, встрепенулся и задал Кураеву вопрос:
— Чадо Андрее! Вот, ты каялся, что творил водный исток с услаждением. Но это, если можно так сказать, есть нечто внутреннее при творении водного истока. А есть и внешнее. И должно быть чисто как внутреннее, так и внешнее. Скажи: мочился ли ты мимо очка или мимо унитаза?
— Что?! — переспросил Кураев.
— Но ведь ты часто путешествовал, чадо, — стал давать пояснение к вопросу отец Наум, — часто совершал разные миссионерские туры по нашей стране и по всему миру! Поэтому, мню, ты часто пользовался общественными туалетами. Вот я тебя, чадо, и спрашиваю: часто ли ты мочился мимо очка или мимо унитаза? Ведь это грех! Ибо этим самым ты неуважительно относился к труду уборщиц и уборщиков туалетов, а также разводил антисанитарию, от которой могли пострадать люди! Да и сам подумай — приятно ли было людям, которые шли за тобою справить свою нужду, садиться на обоссанный стульчак унитаза или становиться на обоссанный пол и мочить об него края своих брюк?