— Кстати. Знаешь, что было сказано святому преподобному Иоанну Многострадальному, егоже память восемнадцатого июля, Самим Господом после того, как этот Иоанн испытал сильнейшую и ужаснейшую блудную брань, вдохновляемую Дьяволом? Когда после этой брани Господь явился Иоанну, тот спросил Его: «Господи, зачем ты оставил меня на жестокое мучение?»; глас же Господень ответил ему: «По мере твоего терпения было это послано тебе, чтоб ты, испытанный огнем, стал чист, как золото; выше силы не допустит Бог искушения человеку, чтоб не изнемог он и не был поруган лукавым змеем. Но как разумный хозяин поручает крепким и сильным рабам большую и тяжелую работу, а слабосильным и слабым — плохую и легкую, так понимай и ты о борьбе с телесною похотью». Так-то чадо! Что если ты и есть тот самый крепкий и сильный раб, которому, с Божьей помощью, посильны подвиги, подобные подвигам святой девицы Мастридии и святого Иоанна Постника?! Ты не задумывался над этим? Что если твоё падение — лишь шаг к будущему восстанию, после которого ты будешь у Господа в ещё большей славе, чем прежде? Что говорит Писание? «Семь раз упадет праведник, и встанет» (Прит.24:16) — вот что!
Кураев по-прежнему стоял потрясенный услышанным и так и не знал, что отвечать старцу на подобные речи. А всякий раз, когда старец говорил про то, как следует себя бить молотком по яйцам или же засовывать себе в задницу раскалённый паяльник в целях борьбы с демоном блуда, Андрей Вячеславович вполне искренно сильно морщился и кривил свой лик. В эти моменты он вспоминал про то, как в его студенческие годы преподаватели кафедры атеизма МГУ рассказывали студентам про всяких полоумных сектантов-изуверов. И при вспоминании этих рассказов Кураева посещала мысль о том, что сейчас перед собой он видит именно такого изувера.
Наконец, старец решил, что духовную беседу с Кураевым пора сворачивать и что настало подходящее время отпустить Андрею Вячеславовичу исповеданные им грехи.
— Чадо! — сказал отец Наум. — Окончим на этом нашу беседу, ибо на неё и так ушло очень много времени; и, кроме того, меня ждут другие страждущие наставления и покаяния люди. Самое время отпустить тебе грехи. Не вспомнил ли ты ещё каких-нибудь грехов своих за время нашей беседы?
— Нет!
— Ну что же… Тогда самое время для разрешительной молитвы. Но сперва скажи, чадо: готов ли ты от всего сердца исполнить данную мною тебе епитимию? Ведь она очень тяжелая — более двадцати пяти лет! И тут и сухоядение, и поклоны земные! Так что, чадо, — обещаешься ли исполнить всё, что я, твой отец духовный, наложил на тебя?
— Ей, отче! — понурив голову, сказал Кураев. — А куда мне деваться?!
Старец на эти слова улыбнулся и сказал:
— Чадо! А готовился ли ты причащаться сегодня?
— Готовился, отче! Но ведь мне можно будет причаститься лишь спустя много лет… Возможно, только лишь перед самой смертью!
— А вот послушай меня, чадо! Меня, твоего духовного отца! За искреннее и нелицемерное твоё раскаяние, за чистосердечное исповедание всех грехов и за пламенную готовность исполнить все наложенные на тебя епитимии ныне я, убогий старец Наум, разрешу тебя от твоих грехов безо всяких епитимий!