— Да, — немедленно ответил Бофур, его братья хитро переглянулись.
— Вы его полечите, доктор, — умильно сложил брови домиком Бомбур.
Бифур важно кивнул и добавил что-то свое, сложив пальцы в сложном жесте.
— Подождите в коридоре…
Едва они остались одни, Лариса взглянула на гнома с опаской. Но за столом готовила настойку Эля, и Лара решила, что ничего экстраординарного в обычном осмотре пациента не усмотрит даже Бофур.
— Ну и что, ты действительно болен? — спросила она, встряхивая термометр, — или решил пойти по стопам Кили?
— Тебя не увидишь, пока не заболеешь, — в тон ответил мужчина, но улыбнулся весьма скупо, — нет, я здоров.
— А что же…
— Братья, — он пожал плечами, как будто это все объясняло. Лара протянула ему термометр — Бофур уже знал, как с ним обращаться. Достала фонендоскоп.
— А беспокоит что?
Он красноречиво смолчал, покосившись на Элю. Лара отвела взгляд.
— Это детский сад.
— Почему детский?
— Так у нас говорят. Сделай глубокий вдох. Дыши. Дыши. Не дыши. Слушай, на тебе действительно куртка-то болтается. Может, простудился?
— Ларис…
Их руки встретились на вороте его рубашки. Лара беспокойно дернулась было в сторону, но пальцы гнома разжать — все равно что двигать тяжелые камни. Эля, позевывая, удалилась с подносом готовых настоек в детское отделение.
— Целебной клизмы хочешь? Отпусти.
— Я скучаю, — шепотом сказал он, только сжимая руку крепче, — я так ужасно скучаю.
— Скучай в другом месте. Отпусти, я сказала.
— Я скучаю по тебе, Ларис. Я даже готов себе эту ногу проклятую сломать, если только это позволит…
— Еще чего! Отправлю к эльфам лечиться, и знать забуду твое имя!
Их тихая борьба оставалась незамеченной недолго: очередь потихоньку начинала бунтовать за дверью. Лара с тоской оглянулась на коридор в детское. Эля флиртовала с кем-то, кажется, на этот раз с Идреном.
— Ну хорошо, — вздохнула Лариса, — после ужина приходи к уазику. Я буду злая, уставшая, сонная. Но приходи.
***
Два моих последних свидания — больше трех лет назад — начинались с распития пива в нашем городском парке, заканчивались наутро с несвежей головой в чьих-то незнакомых квартирах.
В этот раз мы пили пиво, сидя у уазика и слушая, как гномы хором распевали We are the champions. Получалось у них здорово, в ноты попадали, да и с чувством пели. Саня перевел им слова, они обрадовались еще больше.
— Расскажи мне о себе, — попросила я Бофура, когда пиво закончилось, — расскажи о том, чем жил, чем планируешь жить. О семье.
— Тебе всех перечислить? — кажется, его эта идея не вдохновляла.
— Братьев я видела.
Оказалось, в наличии имеются сестры, кузины, тетушки, дядюшки, бабушка и мама. Почему-то Бофур дико стеснялся, а вот мне нравилось его слушать. Заодно я узнала, что он мастерит детские игрушки и любит свое ремесло. Плавно перешли к вопросу того, почему собственной семьи, в отличие от братьев, гном не завел.
— Не сложилось. А ты?
— Не сложилось.
Курили трубку. Его трубку. Я, как он мне объяснил, неправильно ее раскуривала. Он так смотрел на меня, когда я ее раскуривала, что я твердо вознамерилась завязать с никотином окончательно. К тому же, пиво немного ударило нам обоим в голову.
Надеюсь, что это пиво виновато. Будем считать, что оно. От несложившейся семейной жизни перешли к жизни личной. Я рассказала, что имел в виду Саня, говоря «разведен». Бофур признался, что ему идея развода кажется ужасной и отталкивающей. Мы немного поспорили на эту тему.
— А если женщина полюбит другого?
— Замужняя? Зачем тогда замуж выходила?
Как все просто у него.
— А ты любил?
— Любил. Она не знала. Потом вышла замуж и уехала. Ее звали Дари.
Обухом по голове! Наверное, все было на моем лице написано яснее некуда, потому что он, потянувшись, махнул рукой со словами:
— Говорят, если кхузд хочет — получает. Значит, недостаточно сильно я хотел.
Нет, беру назад свои слова. В благородных воинах что-то есть. Например, великодушие отдать интересующую тебя женщину другому, а потом еще и служить этому самому другому, защищать его, идти за ним. Не знаю, как к этому относиться. Знаю, что такого мужчину раньше не встречала.
— Можешь кое-что сделать для меня? — продолжил Бофур, поворачиваясь.
— Смотря что. Как-то, знаешь, боязно здесь раздавать обещания.
— Распусти волосы, — хрипло попросил мужчина, и по особому блеску в его глазах я поняла, что просит он о чем-то очень интимном.
А и в самом деле. Он видел меня только с грязным пучком под косынкой. Не знаю, что это значит для него, для меня же… и тут и поняла: значит. Ох, значит.
На волосы не жаловалась никогда. Мне не нравилась, бывало, фигура, рост, форма ушей, форма глаз, но волосы свои я ценила. Не красила ни разу. Не стригла даже в тяжелую годину депрессии и меланхолии. Мне было чем похвастаться, но перед Бофуром… памятуя об особом отношении…
— Пожалуйста, Ларис.
Это сумасшествие, но я это сделала. Развязала узел платка, вытащила шпильки, сдернула резиночку. Любуйся, что уж там, не жалко.
Он нашел руками что-то, обо что оперся, не сводя с меня взгляда — такого, под которым хочется плавиться и растекаться по полу. Сделал «уф». Утер пот со лба. Как будто устыдившись, отвернулся, отвел взгляд — и снова. На меня. На меня так даже в цветущей юности никто не смотрел. Да и цвела ли я, честно вспомнить?
— Нравится?
Дебильные вопросы из тех, что женщины задают мужчинам, номер один в списке. Он сорвался с места, мгновенно оказался рядом, протянул было руку, остановился.
— Позволь.
Что? Дернуть за косичку? Дотронуться и тем самым удовлетвориться? Поцеловать? Вот этого, последнего, пожалуйста.
— Один раз, прошу, позволь…
Жалость — не лучшая мотивация. Любопытство еще хуже. Я кивнула, глядя в пол. Не видела больше ничего, кроме краешка его бороды и усов, которые приближались к моему лицу, приближались — пока крепкая рука не оказалась у меня в волосах на затылке. И вторая, там же. Мой нос где-то в его бороде. Терпкий запах выпитого. Теплые руки в моих волосах. Снова простые прикосновения. Что же меня так штормит от них?
За уазиком зазвучали далекие шаги. Бофур дернулся.
— Не нужно, чтобы тебя так видели.
— Хуже, чем мытье головы, или нет, скажи сразу?
Пальцы сильные, но нежные. Забирают тяжелые пряди, нажимают на кожу в каких-то таких точках, что сразу тянет расслабиться, вздремнуть, не видя снов, у него на плече. До самого утра.
— А и правда. Если кхузд хочет — получает.
В моем мире, когда мужчина говорил что-то в этом роде, я ставила на нем крест и забывала о его существовании. Здесь я нашла в себе только силы ткнуться ему в шею.
— И что же теперь, кхузд?
— Получил, — и меня обожгло его поцелуем, как огнем.
Комментарий к Терем-Теремок
Баро дукхани - Большая больница (цыг.)
========== О вреде случайных связей ==========
Саня начал скучать по дому.
Пожалуй, его разрывало на две половины: одна жаждала остаться навсегда в Средиземье, другая уже остро нуждалась в привычной обстановке. Саня пересматривал немногочисленные фотографии на телефоне и неизбывно тосковал. Но кое-что манило остаться: кольцо. Ведь было же оно на самом деле таким важным, как он считал? Или история уже настолько исказилась, что Войны Кольца не предвидится?