А чего хотел Саня?
Чего он вообще в жизни хотел?
«Начать заново», — понял Саня, с трудом возвращаясь к себе прежнему — в Энске, уставшему врачу Скорой Помощи, снимающему однушку на окраине. Он хотел начать заново. Хотел новую жизнь, новую работу, новую систему здравоохранения. Перестроить мир, который так жестоко выбросил его на обочину в тридцать три, обрекая на вечное существование в слишком тесных рамках — может быть, безопасных, но душащих и давящих со всех сторон. Он хотел свободы.
Горло сдавило, в глазах защипало. «Вот бы сигарет сейчас моих», некстати вспомнилось Сане, и он услышал прерывистый вздох эльфов.
А когда открыл глаза, воздух перед ним скрутился в маленький черный вихрь и выплюнул ему прямо на колени блок золотых Мальборо.
***
Саня появился вовремя: Вишневский уже почти доконал меня своими запросами в аптеке. Подать ему сулему, купорос, раздобыть ему эссенции валинорской плесени! Загубленную Торином зеленку отмыть с мраморной плитки возможным не представлялось. В итоге в коридоре появились отпечатки разного размера зеленых подошв. Тауриэль, счастливо что-то мурлыкая под нос, весело возила тряпкой по полу, размывая грязь, добавляя в атмосферу нотку нездоровой бодрости.
Бофур, бормоча о необходимости каких-то срочных дел, испарился вслед за Торином. Я не придала этому значения.
Сияющий Саня, пританцовывая с блоком Мальборо под мышкой, ворвался в аптеку.
— Опять где-то добыл эту вонючую дрянь, — прокомментировал недовольно эльф, — и как вы, люди, можете это терпеть? Это вредно.
— Вишневский, ты как минздрав. Лара, я поздравляю тебя, — торжественно начал Саня, попыхивая сигаретой. И откуда только выкопал заначку?
— С чем? С утренними разборками?
— Можешь собирать вещи, — заухмылялся Саня, — дорога домой нашлась.
Я подскочила на месте, едва не разбив при этом нос Вишневскому.
— Сейчас? Прямо сегодня? Как?
— Хоть когда. Там еще не все гладко, но дорожку проторили, — он взмахнул сигаретами, — вот тебе привет с Земли.
Я завизжала от радости. Вишневский поморщился, но не отстранился. Выглядел он немного удрученным.
— Скучать будешь, остроухий?
— Не надейся, — буркнул он, отворачиваясь, — и музыку свою увезите. Маг-ни-то-лу.
— Развод, детей об стенку… — напевал Саня, мечась по аптеке, и вдруг остановился, опустил руки, — Лара… да как же это… все это бросим?
Вид у него был растерянный. Я не дала ни себе, ни ему времени задуматься:
— Все, морэ! Перерыв! Посмотри, какой у нас тут бардак. Нанэ шукар. Потом думать. Никаких резких движений. Вишневский, ставь чайник на огонь, Саня — рассказывай!
Мы собрались за столом. Эля грезила тем, как появится на очередной вечеринке в своих новых украшениях. Максимыч интересовался, как через маленький портал протащить целый уазик, в перспективе — груженый «очень важными» гномьими железяками. Заодно наш водитель просил перенести отъезд хотя бы на недельку — так мы и думали, уже здесь нашел себе гараж и приятелей по гаражу.
— А кто-нибудь вообще проверял, живой человек через эту штуку пройдет? — наконец, спросил Вишневский, и повисла тишина.
Умеет поломать кайф.
— Ты и проверишь, — толкнула эльфа я. Он хмыкнул.
— Можно как-нибудь на веревочку привязать что-нибудь, кинуть туда, и утянуть назад. Посмотреть, сработает ли…
Посыпались предложения. Проводить эксперимент немедленно отказался Саня:
— Мы не знаем, вдруг он работает для каждого только один раз? А я свое желание уже потратил. Вдруг мы сейчас себе сигарет назаказываем и прочей лабуды и потом не вернемся?
Атмосфера за столом вдруг стала самая радостная, даже бука Идрен к нам присоединился. Мастер Боргунд и госпожа Мина допытывались у Максимыча о правилах игры в дурака. Эля рекламировала сияющей, как медный таз, Тауриэль, земные свадебные платья — судя по виду эльфийки и ее горящим глазам, это была самая актуальная тема на ближайшее будущее. Саня разошелся, расписывая дежурным ЭБЦ невозможные достижения медицинской науки, преимущества использование пластика и асептической упаковки.
Казалось, все обсуждают нечто вроде совместного пикника. Я выскользнула из аптеки почти бесшумно. Только Вишневский как-то на меня недобро покосился. Он умеет…
В коридоре горели три светильника, тихо гудела очередь в приёмку, где отдувался Нимир, лихо закрутивший бороду вокруг шеи. Поодаль к стене прислонился, сложив руки на груди, еще один гном.
На меня он не посмотрел, когда я подошла. От прикосновения к плечу тоже не вздрогнул. Ждал.
— Я не в обиде, — негромко произнес Бофур, — сам ведь знал.
— Тогда почему не смотришь на меня?
— Не хочу еще сильнее привыкать.
Можно было бы сказать, что сильнее некуда. Но печаль в том, что — есть. Так и надо расставаться, на самом деле. На надрыве, на изломе. Оставляя чистоту памяти, чувств, разбитое сердце и тоску, о которой потом можно только петь.
Не строить дома. Не растить детей. Не ездить на дачу вместе.
— На какой-то короткий момент мне показалось, что ты будешь со мной всегда, — горько улыбнулся мой мужчина, стянул шапку с головы, расстегнул воротник кафтана, — жила бы за мной… как самоцвет бесценный… за камнями шахты…
Я заставила его замолчать поцелуем. Не надо говорить о том, что могло бы быть. Я и сама думала. Слишком, непростительно много, думала.
— Не уходи.
— Это ты уходишь, Ларис. Я остаюсь.
— От меня — сейчас не уходи. А где ты был?
— Бомбур маме письмо отправил, — вздохнул Бофур, — что я женюсь. Ходил к нему, хотел остановить. Опоздал, как видишь.
Ну и стерва же я, оказывается, невольно или вольно.
— Миро ромэро… — на вкус эти слова звучали ничего так. Хорошо звучали. И очень подходили к Бофуру. Он коротко прижал меня к себе, поцеловал, отодвинулся.
— Вечером. Приду вечером, и ты мне все расскажешь.
Тратить наш вечер на слова? Наивный.
***
— Мы вас так просто не отпустим, — категорически заявил Нимир поздно вечером земной бригаде, основательно выпив. Максимыч солидарно хрюкнул — прикрывшись кепкой, он дремал в углу.
Саня икнул. Прослышав, что коллеги намереваются покинуть гостеприимное Средиземье, их пришли провожать, и посиделки быстро превратились в дружную попойку, а потом — в уговоры остаться еще хотя бы ненадолго.
Например, поучаствовать в свадьбе Тауриэль и Кили, по поводу которой Трандуил обещал выставить угощение.
— Он же против был, — удивился Саня. Лара закатила глаза:
— Трандуил? Против повода праздновать?
Кто первый предложил начать «прямо сейчас» — Саня не вспомнил потом. Почему он сам с радостью отреагировал — тоже. Как при этом не посмотрел на график дежурств, из которого выходило, что, так или иначе, а ему завтра на смену? Как не подумал, что Лара опять куда-то уползла с Бофуром и не остановит его — и он ее не остановит тоже?
Утро навалилось беспощадным гомоном очереди. В голове гудело. В аптеке, серо-зеленый от ночного празднества и немного в рыжеватых потеках — от смываемой, наконец, глины, Вишневский оздоравливался каким-то своим сомнительным зельем.