И еще постоянно мелькала мысль об прискорбном отсутствии перчаток.
***
Ближе к вечеру эльфийские свежие физиономии, так впечатлившие меня поутру, поистрепались достаточно, чтобы не вызывать у всех остальных комплекс неполноценности. А особо выдающихся гномьих хирургов доблестные соратники по ножу носили из палатки в палатку под руки. Ребята из Эсгаротского Братства Целителей сорганизовались сами. Отлавливали наиболее выпивших, поили тех, кому это было необходимо, гоняли ленивых. У их беспрерывно горевшего костра вполвалку обнаруживались все подряд лекари, уже выработавшие смену до полного изнеможения.
Ну и мы. Эля так и сгинула в уходе за Торином, которого, как выяснилось, перевели в его собственный королевский шатер, и не путалась под ногами. Хотя, как я поняла, кроме него серьезно пострадали какие-то его родственники, и им тоже требовался уход. Для короля, как и для Эли, это был наилучший вариант — многих тяжелых она не вытянула бы одна, была еще неопытна и быстро сдавала. Но, чтобы не расслаблялась, Саня отправил к ней котел и повелел кипятить бинты.
Гномий вариант вип-палаты я разглядела издалека — это был самый потрепанный, самый убогий шатер среди всех, латанный-перелатанный, но над ним выше прочих вился просто-таки гигантский флаг. Стоило, наверное, вспомнить Фрейда. Хотя, если представить обнаженного Торина… опять я завидую Эле! Пока мы тут в грязи и гноище, она снова в шоколаде. Персональная нянечка у красивого мужественного короля, да еще и с такой пикантной раной…
Саня успевал везде и всюду. Только и видно было, как он летит мимо, раздавая указания всем подряд и заражая всех своей энергией, а потом исчезает на десять-пятнадцать минут. И снова появляется. С упорством, достойным лучшего применения, мой друг перестраивал окружающую действительность. Справедливости ради, не все глупые порядки больниц России он попытался привить в нашем новом месте пребывания. Им можно было только восхищаться и ужасаться. Спал ли он, ел ли и когда он это делал, я не знала.
Я осталась на складе и покидать его не намеревалась. На мне было всего лишь десять лежачих, и мы договорились с тем самым блондинистым эльфом — имя я запомнить так и не успела, — что я буду принимать нетяжелых больных, буде таковые явятся.
Но пока что основную массу работы составляли тяжелые, критически тяжелые и безнадежные.
Целый день был посвящен перегруппировке медицинских частей. Все путались. Врачей под конец рабочего дня невозможно было отличить от больных. Идея с белыми халатами увяла на корню. В лагере при всем желании невозможно было найти ничего белее наших лиц (если умыться, окей). Весь мир вокруг состоял из самых разных оттенков серости, крови, свежей и засыхающей, и грязи. Земля под ногами чавкала, истоптанная тысячами пар ног в тяжелой обуви.
Так что халаты лекарей пестрели весьма удручающими пятнами.
Мои джинсы промокли, я чихала, какая-то куцая куртка, снятая с одного из ушедших в мир иной воинов, не грела ничуть. Переставал действовать даже алкоголь. Может, приобщиться к эльфийскому дурману?
У центрального врачебного костра нашелся один подозрительный остроухий типчик. Судя по шальным глазам с почти вертикально стоящими зрачками, дурью сородичей снабжал именно он. Не удержавшись, я захихикала. Я бы узнала эту породу где угодно. Вроде здесь легально употреблять все, что пожелаешь, нет полиции и наркоконтроля, а все равно вороватые и порывистые движения выдают торговца дурью.
— Пс! Пс, — подмигнула я ему, — есть чо?
Эльф прищурился. Сначала я подумала, что он говорит только по-своему, но он тут же развеял мои опасения. Ни малейших следов акцента.
— Тебе поспать или проснуться?
Я даже растерялась.
— Грибы? Синий итилиенский мох? Радужная змейка? Травка? Железнохолмская соль? — буднично перечислял эльфийский барыга, — на серую пыль скидка, берешь гран, даю полтора…
— Так это не бесплатно? — эльф посмотрел на меня, как на умалишенную:
— Ты кто такая, чтоб бесплатно, Галадриэль Лориэнская, что ли?
— Нэстон, — припомнив немногие запомнившиеся мне на синдарине слова, сказала я.
— Да вы в конец охренели, коновалы, — выразился вполне ясно эльф и повернулся ко мне спиной.
Я не нашла ничего лучшего, чем сказать:
— Я главврачу пожалуюсь.
— Я тебя не знаю, — пробормотал эльф, не оборачиваясь.
— Он тебя лихо выпнет отсюда!
— Эй, не приставай ко мне, мне не нужно твое тело. У меня нет денег для тебя. Я не говорю на всеобщем. Я соблюдаю обет целомудрия! — ненатурально повысил голос остроухий и спустя некоторое время недовольно удалился под насмешливыми взглядами наблюдателей. Из чего я сделала вывод, что главный эльфийский врач или кто там был вместо него, употребления веществ действительно не одобрял.
К своим прямым обязанностям я приступила лишь под вечер, уже уставшая и злая как собака. Перетаскивая туда-сюда тяжелючие тюки с бельем и бинтами, ящики со склянками — пластика здесь не знали, конечно, я огрызнулась на троих молодых парней, которые пытались уже вскакивать со своих коек, наорала на пожилого дядьку, получившего удар по голове, и трижды обматерила Элю, невовремя зашедшую по какой-то своей надобности.
При такой нагрузке нервы совсем в клочья… и как-то совсем упустила я тот момент, что не услышала голос гнома, с которым делила тесную койку накануне. А ведь днем он подбадривал меня со своего места и изъявлял самое горячее намерение поскорее подняться и помочь. Я даже имя запомнила, хотя представлялся мне каждый, а были их сотни, наверное.
С самыми нехорошими предчувствиями я направилась в его угол. Сердце сжало ледяными тисками, когда, отодвинув одеяло, я поняла: опасения мои оправдались.
Мужчина лежал на постели ничком. Под лицом его промок свернутый кафтан — или свитер, сложно сказать, чем эта тряпка служила раньше. Наверное, закусывал, чтобы не кричать, очередной терпеливый идиот. Скольких я сегодня похоронила таких! Почему они во всех мирах идиоты, эти благородные воины? И почему в моем мире их осталось так мало? Наверное, вымерли все. Как вот он сейчас умрет.
— Бофур, — я дотронулась до его плеча. Горячее. Жар. Ожидаемо.
— Д-да? — он еще мог отвечать, и это меня заставило снова дышать.
— Поворачивайся, — я сглотнула, — если сможешь сам. Сейчас будем тебя лечить. Потерпишь без меня пару минут? Схожу за остальными.
— Что? — голос больной, голос с трудом удерживающего сознание.
Ну не говорить же ему, что дело швах, и сейчас мы будем отрезать от него по куску, пока не сохраним еще пригодное к доживанию!
— Давай-ка, лежи лучше, как лежишь…
Еще один, последний рывок. Надо. Под тяжелыми, как свинец, ногами плыла земля. Раза два я съехала в какую-то лужу и окончательно вымокла. Нашелся Саня на полпути в свою «Душегубку». Наконец-то я видела в его глазах тень усталости.
— Сделай милость, морэ, посмотри одного…
— Не могу тебе отказать, когда ты меня так зовешь, — вздохнул друг и поволокся нога за ногу за мной. Едва глянув на гнома, он вздохнул без особого сочувствия.
— Резать? — спросил, потирая виски. Я кивнула, потупилась. Напарник хлопнул меня по плечу:
— Тонометр возьми. У гномов нормальное давление на двадцать пунктов выше, учти. Попробуем.