Ну и конечно, медицина! Каким бы адреналиновым наркоманом не был Распутин, усталость, накопленная им за долгие годы стресса в горячих точках, давала о себе знать. Организм реагировал на очередные порции гормона страха не подъёмом сил и ощущением эйфории, а головной болью и невралгическими спазмами, настоятельно требуя смены деятельности. Медицинская специальность была той тихой гаванью, которая вполне соответствовала натуре и неуёмной жажде деятельности нашего героя. Последние технические новшества, как хирургическая перчатка — на руку, удачно «надевались» на его гипнотерапевтическую практику, дополняя друг друга и удваивая эффект последних достижений науки.
Общее настроение не портили даже нудные следователи, регулярно посещающие Распутина по месту службы и копающиеся в черепушке Григория с дотошностью гномов из сказки про Белоснежку. Он, в свою очередь, изумлял правоохранителей, наизусть цитируя протоколы прошлых допросов, и добрую половину времени тратил на рассказ о собственной методике развития фотографической и ассоциативной памяти. Судебные слушания, где наш герой присутствовал дистанционно, заняли гораздо меньше времени, фактически — два «эфира». На этом его миссия была окончена.
Потом были шумные поздравления в узком кругу, зачитывание приказа, снова поздравления, новые дембельские погоны с папахой. Во время торжественного ужина он уже ничего не слышал, а тайком листал фотографии на планшете, вглядываясь в молодых маму с папой и умиротворенное личико спящего внука, с удовольствием находя в нем сходство с собственной внешностью… Лёшкины гены прорисовывались на чудной маленькой мордашке не менее ярко.
И вот крылатая машина наконец-то несёт его туда, где он не был долгие тридцать лет…
Мелена Бамбуровская, единственная наследница огромного состояния, простирающегося далеко за пределы Родины, любимая дочка высокопоставленного родителя, стряхнула тяжелый липкий сон, прислушавшись к возне и сонным всхипываниям за стеной. Папка последнее время совсем слетел с катушек. Приходилось присматривать за ним круглосуточно, чтобы не натворил бед. После скоропостижной отставки генерал ещё хорохорился, ездил на бесконечные деловые встречи, непрерывно отвечая на звонки сразу двух сотовых, просил, требовал, угрожал, писал, давал интервью каким-то прыщавым журналистам с бегающими глазками. Но при появлении по месту последней службы хмурых, вежливых ребят в одинаковых строгих костюмах и от повального бегства партнёров в ближнее и дальнее зарубежье, надломился, словно могучее дерево, оставшееся одиноким посреди срубленных лесных собратьев. Одной из первых «встала на крыло» мачеха Мелены, всего-то на пять лет старше падчерицы. Зажигалка и веселушка, душа компании, приехавшая покорять Москву из солнечной Украины, она стремительно «заменила» старую жену Бамбуровского на сложном и ответственном посту спутницы жизни офицера. Семейное гнездышко новая генеральша особо не жаловала, предпочитая блистать в высшем свете. Лишь только запахло жареным, «маман», как в шутку называла ее Мелена, здраво решила, что синица в руке лучше «хромой утки» в кровати, и по-английски удалилась, унеся в клювике пару килограммов семейных драгоценностей и ключи управления офшорными счетами, открытыми на её имя. После такой выходки «дикарки» генерал расклеился окончательно.
— Ленка! — раздался плаксиво-требовательный голос, характерный для непрекращающейся уже месяц дипсомании, плавно переходящей в абстинентный синдром, — Ленка-сволочь, отдай ключи, гадина, папке плохо, папке надо здоровье поправить!
— Да когда ж ты сдохнешь-то! — в сердцах прошептала наследница, резко переводя тело в положение «сидя» и сжимаясь от колотящейся в висках головной боли.
Проведя мутным взглядом ревизию окружающей действительности, Мелена сфокусировала внимание на журнальном столике, стоящем рядом с диваном, куда она рухнула вчера, не успев раздеться, смахнула небрежным движением на ворсистый ковёр какие-то обёртки, нашла под апельсиновой кожурой визитку и с минуту тупо смотрела на фамилию, пытаясь вспомнить, кто это, и по какому поводу тут находится эта бумажка.