— Айвар! Ну, наконец-то! — хлопнул он по плечу курсанта и, скользнув по Григорию, зацепился взглядом за наградную планку на кителе, — ого! Оттуда?
Распутин молча кивнул, разглядывая непривычный для комсомольского функционера интерьер кабинета, где на видном месте стояла шикарная импортная звуковая аппаратура для дискотеки с профессиональным режиссерским пультом, а стены были заклеены многочисленными плакатами набирающих популярность звёзд новой, перестроечной волны.
— Зиедонис! — пританцовывая от нетерпения, как молодой жеребец при одной мысли про овёс, жалобно заглянул Айвар в глаза секретарю, — что случилось, что за спешка? Нас ожидают горячие шашлыки под холодное пиво и теплое море. Ты хочешь испортить нам праздник?
— Наоборот, только усилить! — усмехнулся «шеф» и по-приятельски похлопал Айвара по спине, — долг платежом красен! Слышал такую пословицу? Ты ведь у нас флагман! Первенец! Можно сказать — образец. Когда я бегал, оформляя тебе направление ценного национального кадра в Академию, на меня все смотрели, как на белую ворону. А в этом году — смотри сколько, — и Зиедонис небрежно придвинул лист направления на учебу, плотно забитый фамилиями.
— Ну и что должен делать флагман? — безнадежно вздохнул Айвар.
— Как что, — развалился в кресле секретарь горкома, — конечно же, вести за собой и не отлынивать от общественных поручений! У нас 23 августа — мероприятие, и в связи с этим мне поручено мобилизовать всех активистов, правильно всё оформить, найти тех, кого будет слушать молодёжь, организовать транспорт, питание и культурный досуг, несколько интервью «до» и «после», то есть проявить активность таким образом, чтобы показать, что именно мы являемся застрельщиками всего нового и злободневного, а не кто-то за рубежом. И тут такая удача! Да мне вас сам Маркс послал!..
— А что за мероприятие будет 23 августа? — прервал монолог секретаря Распутин.
— Дата подписания пакта Молотова-Риббентропа, — поморщился секретарь горкома, — в этот день националистические силы собирались устроить антисоветский шабаш, но мы перехватили инициативу и организуем Праздник Справедливости и Интернационализма. От Таллина до Вильнюса тысячи трудящихся возьмутся за руки и образуют живую цепь. Она будет олицетворением дружбы народов и символом борьбы за справедливость. Здорово?
Секретарь горкома бросил на стол карандаш и победно посмотрел на курсантов.
— Ну а мы-то чем можем помочь?
— Военные люди — это порядок, четкость и скрупулезное выполнение приказов, чего нам всегда не хватает, — вздохнул Зиедонис. То, что в момент организации мероприятия будет бардак — даже не сомневаюсь, вот и надеюсь на ваши организаторские способности. К тому же, вы еще и будущие врачи, что особенно важно при крупных скоплениях людей. А если найдете время дать интервью для прессы и рассказать о своем героизме, — секретарь кивнул на китель Григория, — то будет вообще великолепно. Причем сразу предупреждаю — нас не интересуют фанфары. Наоборот! Беспощадная критика всего, что не соответствует чаяниям трудящихся! Выявление недостатков, восстановление попранной справедливости, свободы и независимости — вот что ждут от нас широкие народные массы. У вас ведь есть что-то, чем вы недовольны? — закончил он, обращаясь уже напрямую к Григорию.
— Конечно есть, — задумчиво произнес Распутин и придвинул поближе список фамилий «направляемых на обучение ценных национальных кадров», — и очень много! Например, я считаю неправильным и несправедливым, что в направлении на учебу в московские ВУЗы присутствуют только латышские фамилии. И это в республике, где половина — нелатыши. Где же тут равенство? Разве это справедливо?
— Интересно… — секретарь встал, прошелся по кабинету, погладил режиссерский пульт, щелкнул тумблером, вернулся на место и открыл стеклянные дверцы шкафа, заставленного книгами. — Скажите, а вы комсомолец?
— Да, а что?
— А то, что стыдно комсомольцу не знать работы Владимира Ильича Ленина, который очень подробно писал на эту тему. Секунду… Да, вот тут! «К вопросу о национальностях или об „автономизации“» — 1922 год. Слушайте.