Под берцами противно скрипело битое стекло. Оно покрывало всю проезжую часть и тротуары, будто Санта-Клаус щедрой рукой вне сезона кинул на улицы сербского села блестящие на солнце крошки льда. По давно не ремонтированному, покрытому трещинами асфальту ветер тащил пакеты, обрывки газет и прочий мусор. В воздухе летали хлопья сажи. Ощутимо, до першения в горле, пахло горелым. Словно брошенные домашние животные, то там, то тут у обочин сиротливо стояли оставленные в спешке автомобили с открытыми нараспашку дверьми, разбитыми окнами и зеркалами. Слепо и безучастно таращились с перекрестков на непрошеных гостей погасшие светофоры. Покосившийся рекламный щит у дороги и врезавшийся в него на всём скаку крошечный Фиат усеяны пробоинами от кассетного боеприпаса, запрещенного ООН для применения кем угодно, кроме НАТО, и где угодно, кроме Сербии. Возле смятого колеса автомобильчика — изящная женская босоножка, а по тротуару протянулись кровавые следы — кто-то тащил подальше от машины раненого или убитого… Растения, щедро посыпанные пеплом, пожухли на некогда изумрудных газонах, склонились к земле. Всюду попадались поваленные деревья, перекрывавшие проход толстыми, шероховатыми стволами. Тишина. Лишь ветер по-разбойничьи свистел, гуляя внутри опустевших зданий, гоняя по улицам мусор и пыль…
Вслед за уходящей армией и полицией, сербы срочно покидали свои обжитые дома исконно сербского края. Целые сёла на территории Косово опустели. Их жители разделили участь многих тысяч беженцев. Уходили в спешке. Небрежно брошен приготовленный к полевым работам садовый инвентарь, на верёвках полощется так и не снятое бельё, в садах бродят куры, невесть как добывающие пропитание. Сербы отсюда не уезжали, не эвакуировались, они бежали, бросая нажитое добро, построенные своими руками жилища, возделанные участки. Так поступают люди только в одной ситуации, когда им угрожает смерть.
Неприятно ощущать себя частью этой опасности и буквально кожей чувствовать жгучий стыд за всё, что делало и продолжает творить «всё цивилизованное человечество» на Балканах. Ещё неприятнее осознавать личное бессилие в попытке хоть как-то восстановить попранную справедливость. Поэтому настроение у Распутина и его напарника было омерзительное. Усугублялось все тем, что разведка легиона проникла во французскую зону ответственности до официального объявления о вводе войск НАТО, болтаясь в неопределенном правовом статусе, подкрепленном лишь непрекращающимися воздушными ударами, несмотря на объявленный мораторий. Вот и сейчас, совсем недалеко, НАТОвские стервятники кого-то бомбили, не делая особого различия между военными и гражданскими объектами. Слава «рыцарей Геринга», очевидно, не давала покоя современным потомкам тевтонов. Внеся специальные изменения в Конституцию ФРГ, в 1999 году авиация Бундесвера вместе с англосаксами усердно вбивала в балканскую землю поезда и колонны с беженцами, крушила больницы, школы, детские сады, разносила в хлам гражданскую инфраструктуру. Самолётов, что характерно для сверхзвуковой авиации, не было видно. Слышен рёв двигателя, потом грохот. Этот звук совсем не похож на взрывы снарядов и разрывы мин. Это не «бум» и не «ба-бах», а очень резкий и сухой треск, будто кто-то, наделённый невиданной силой, яростно разрывает многократно сложенный брезент. Звук всегда на несколько долей секунды отстаёт от «картинки». Сначала столб чёрного дыма, потом взрыв.
Долбили где-то в стороне, а Распутин с напарником на земле своими глазами наблюдали результат применения «Союзной силы» по беззащитному мирному населению. Они мрачнели всё больше, мечтая только об одном — быстрее проскочить это мёртвое село, выйти в заданную точку и дождаться эвакуации.
— Смотри, а эти шакалы уже тут, как тут! — глазастый Вася как всегда первым рассмотрел сквозь густую листву придорожных кустов машину с эмблемой «Армии освобождения Косово», плотно загруженную каким-то домашним барахлом. Рядом, опершись на капот, о чем-то беседовали громилы в черных беретах с красно-жёлтой эмблемой USK.
— Мародёрят, черти, — сплюнул себе под ноги Распутин.
— Пуганём?
— Приказ был — только наблюдать….
— За этим бандитизмом?
— Нет оснований…
— Да какого…
Васино красноречие прервал звон разбитого стекла и отчаянный визг из ближайшего дома.
— Займи чем-нибудь этих у джипа, — на ходу сдёргивая с плеча автомат, успел скомандовать Распутин и, подбегая к дверям, услышал за спиной васин ужасный французский, бьющий по ушам на раскатистой букве «р», в подражание Высоцкому: