Новое тело было неприхотливо — «бигфуту» хватало горсти личинок, чтобы делать переходы по сорок километров в сутки. Ночевал в кронах деревьев. На исходе девятого дня перемахнул сгнивший забор — и оказался на территории заветной «Рябиновки». Бубен спрятал под фундаментом, привалив грудой мусора. Оставалось дождаться ночи…
Родная Бавария, увы, ничем не обрадовала старину Германа — профессия военного пилота после краха Второго Рейха вызывала лишь скептическую усмешку на вывороченных губах потенциальных работодателей. «И таки куда господин капитан собирались лететь? Печали уже хватает и на нашей грешной земле…».
— Тойфель! Утром заложил в ссудной кассе барона Моисея Каринторфа фамильный медальон — а к вечеру вырученной сотни не хватило расплатиться в пивной. Гиперинфляция — пришлось отдать Мировому сообществу в довесок отцовские часы. Где-то сейчас дружище Ади — всё так же сидит на бульваре с акварелями? Вот с кем бы обсудить это за кружкой доброго баварского…
Ноги сами занесли его на местный «Монмартр». Взгляд Гёринга невольно притянул броский плакат с солнечным символом в круге поверх готической надписи:
«Надоели паразиты?
Хорошая новость для господ с хорошим достатком!
Кого не устраивает картина мира — поможем сменить прямо сейчас.
Отвечать за всё буду я!
Адольф Хитлер.
(Евреев просьба не беспокоиться.)»
Под плакатом на раскладном стульчике сидел Ади собственной персоной — только усы теперь торчали аккуратной щёточкой, и взгляд ярко-голубых глаз был безумен.
— Камрад! — здоровяк прослезился, заключая худого приятеля в объятия.
— Герман Гёринг — страшно рад, сколько зим!
— Пока ни одной — но это не повод, чтобы не выпить. Я гляжу, ты процвёл? В чём гешефт — торгуешь непознанным? Полицеймейстер Мюллер ещё не взял тебя под колпак?
— Тс-с! Мюллер мой VIP-клиент. И знаешь, Герман — я понял, что шнапс — это прибежище низших рас, — изрёк Адольф бодрым металлическим голосом. — Алкоголь скотинит и зверит. Предлагаю выпить зельтерской — у меня к тебе есть серьёзный разговор… Русские приключения никак не идут из моей головы: этот Йозеф Сталин — глубоко искренний человек, и мне немного стыдно за всё, что между нами осталось недосказано…
— Молчание — золото, Ади.
— Да — и Германия — превыше всего! Словом, не зайти ли нам в тошниловку Захер-Медовича — деньги у меня есть? Ты ведь должен помнить, куда конкретно упал мой виман…
— Полагаю, добрый немецкий ужин не явится помехой для воспоминаний?
… Очнулись братья по оружию в вагоне третьего класса, когда поезд уже замедлялся на подходе к Цюриху. Клетчатый альпийский костюм Адольфа был безнадёжно облёван, а котелок валялся под лавкой, подозрительно напоминая очертаниями опрокинутый ночной горшок…
— Мы должны взять Штайнера за помидоры — сейчас или никогда! — щёточка усов из-под пледа непримиримо встопорщилась. — Прекращаем бухать, Герман — немедленно давай мне свою кружку, я в неё плюну!
— Бесполезно, Ади — вздохнул толстяк. — Вчера я признал тебя фюрером грядущего тысячелетнего Рейха. Так что плевок ничего не изменит — я всё равно выпью…
— Правда? Ну и чёрт с тобой, жирная свинья — тогда я тоже выпью за компанию — хох! Попробовал тут изучать русский — ты знаешь, у славян совершенно сумбурный менталитет: слова «священник» и «задница» в их языке — однокоренные… Скудость словаря — признак низших рас. Ты ещё не забыл, что нам нужны Бубен и карта временных Порталов, камрад?
Далеко ходить за славянским менталитетом не потребовалось — Семён Будённый при монокле и цилиндре, виляя бёдрами, прохаживался петухом по перрону, явно кого-то поджидая. Лицо его всё ещё носило следы побоев Толстона Пью.
Тут выяснилось, что ночью в поезде у пьяного Адольфа стащили кошелёк и ботинки.
— Хвалёная швейцарская честность! Да эти горцы — просто дикари, клянусь любимой мамой, я ещё наведу у них прусский порядок… — поняв, что ситуация чревата получасовой речью, Герман торопливо уступил приятелю свою обувь, а сам вышел на тёплую брусчатку босиком. В ботинках на три размера больше походка Ади приобрела характерное утиное покачивание, а тросточка с загнутой рукоятью удачно дополнила комический облик неудачника.
— Не стоит подходить сразу — лучше проследим за негодяем, — шепнул Хитлер товарищу, и они, смешавшись с толпой, начали фланировать по платформе, не упуская Семёна из виду.
Патриотов приметил изнывавший без ангажемента актёр из Лондона — и, оценив находку, принялся, отставая на три шага, удачно копировать манеры Адольфа, добавив характерную мимику. Он настолько вошёл в образ, что вскоре вся вокзальная публика уже ухохатывалась над колоритной троицей.