— Партизаны — прикрытие. Со мной говорил их шарфюрер фон Боль. Он из Аненэрбе, их интересовал Рябиновский портал, а также небезызвестный вам homo erectus мосье Шаньгу. Шарфюрера уже вряд ли что-либо интересует, а вот Шаньгу ушёл. Дублёная шкура, сволочь…
— Пули его не берут, — пояснил мазык. — Зря только шум подняли. Ладно, теперь он на какое-то время затаится, и Аненэрбе останется с носом. Но Нему будут шерстить, так что нам тоже нужно где-то пересидеть.
— А если к Дерендяю на болото? — предложила Катя.
— Дерендяй где-то здесь, нутром чую, — ответил дед. — Но на связь не выходит. Не пойму, в чём дело — туману напустил, хрен подберёшься. Такое впечатление, что ему есть что скрывать. Вопрос — чего Дерендяю от меня скрывать?
— А то сам не знаешь? — буркнула с полатей Лили Марлен.
— А ну, пойдём выйдем, — строго поманил её пальцем дед. Лилька нехотя сползла с насеста.
— Извините нас, господа, — дверь за ними захлопнулась.
— Что ещё за тайны мадридского двора, — проворчал Сталин, не любивший чужих тайн. — В разгар беспощадной классовой борьбы…
— Послушайте-ка, Джугашвили! — желчно повернулся к нему князь. — Вас самого не тошнит от этой нелепой фразеологии?
— Тошнит, дорогой, — обезоруживающе улыбнулся Сталин. — Извини, привычка. Ты не представляешь, с каким говном приходится общаться! Всех этих профессиональных революционеров после ведь придётся зачищать, с ними ничего путного не построишь. Больные люди, помешаны на ненависти. Только подумаешь, что всех этих упырей активировал Ульянов… Дорого бы я дал, чтобы он вообще никогда не рождался!
Галицын с новым интересом глянул на вождя мирового пролетариата. Коба, кровный враг, внезапно высказал вслух его собственную заветную думу о Ленине… Тут было о чём поразмыслить на досуге.
Когда мазык с внучкой вернулись, Катя сразу поняла по непроницаемому лицу деда, что он получил некое чрезвычайное известие, касающееся лично его. Любопытно… Нужно будет порасспросить рыжую бездельницу, что она ему наплела…
— Уходим в старый тоннель, — дед жестом дал понять Сталину, что заседание окончено. — Встретим там ваших товарищей в пулемётных лентах — глядишь, репой угостят.
Углубившись в подлесок на безопасное расстояние, Сульфат встряхнулся, как медведь после купания. На траву из волосатой шубы высыпалось несколько расплющенных пуль. Убегая, он успел оглянуться, и с удовлетворением узнал в стрелявшем своего бывшего коллегу по «Белой руке» полковника Галицына. Ну, что ж — семя брошено, акт любви свершился. Можно переходить к войне…
Недовольно принюхиваясь, Шаньгу обогнул занятую немцами Рябиновку по широкой дуге. Бубен никуда не денется, спрятан под полом часовни с двойным наговором «на защиту от дурака». Скоморохи не доберутся, немцы тоже… Правда, в последний раз он почуял чьё-то незримое присутствие в развалинах, и ему показалось на миг, что это был Левин… Но он точно знал, что Левина здесь нет.
Заржавленная железнодорожная ветка вела в тёмный глухой бурелом, но это не остановило йети. Двигаясь вдоль путей, он вскоре достиг входа в заброшенный тоннель. В полутьме, царившей под сводами, виднелись горы мусора — культурный слой нескольких поколений молодёжно-алкогольной жизнедеятельности. Дальше рельсы уводили в непробудный мрак. И оттуда на него пахнуло оружейной сталью, креозотом и давно не мытой человечиной. Сульфат шёл ощупью, пока зрение не адаптировалось к темноте. Вскоре путь ему преградила бесформенная серая громада… Надпись вдоль клёпаного борта древнего бронепоезда гласила: «Кратким курсом!»
ГЛАВА 30. МАШИНА КАРМЫ
Reverti unde veneris, quid grave est?[11]
Скрытый от взглядов с земли за грядой облаков, цеппелин скользил в розоватой утренней дымке, держа курс на восток. Левин, припав глазом к окуляру подзорной трубы, сквозь разрывы в тучах созерцал бескрайность лесов в проблесках озёр, чувствуя себя отчасти сродни Богу. Перемещение фронтов Гражданской войны виделось сверху какой-то муравьиной суетой. Кое-где возле населённых пунктов вспыхивали и гасли искры боестолкновений — лавина белых неумолимо накатывалась на Вятку. Блюмкин, насвистывая себе под нос «Семь сорок», наносил на штабную карту расположение своих и колчаковских частей.
— Значит, от Шопино путь на Рябиновку свободен?
Левин утвердительно кивнул.
— Тогда приготовьтесь, — Яков достал из-под сиденья рюкзак парашюта и, не глядя, кинул ему в руки. — Как только услышите выстрел — прыгайте. Приземлитесь — парашют сразу же спрячьте. Встречаемся у пруда, места вам знакомые, не заблудитесь.