— Господи Иисусе! — побледнел отец Георгий. — Благодатный болт!
— Что такое?
— Вы ввели меня во смущение — и уходя из храма я забыл отключить реликвию от питания! Что же теперь будет?
— А ну-ка давайте отползём вон за те кустики, и вы мне толком поведаете всё по порядку… Что ещё за болт? И причём тут йети?
— Благодатный болт — это заклёпка от вериг блаженного священномученика Атбросима, местная святыня. После Реформации Православия в 1985-м году по распоряжению гауляйтера Восточных территорий была согласно генплану подключена к генератору веры. Такие генераторы установлены во всех храмах, их включают священники во время богослужений.
— Что-то вроде 25-го кадра — чтобы вера не оскудевала?
— Напрасно иронизируете! Немцы очень благочестивый народ и пекутся о низших расах, как о братьях меньших. Генераторы поставлены за счёт федерального бюджета Рейха. Но после службы их необходимо отключать. Если поле облучения накроет большое скопление верующих, может начаться цепная реакция с непредсказуемыми последствиями. А сегодня вечером на площади перед храмом факельное шествие общества трезвости «Радость через силу»… Всё взрослое население посёлка. Что-то будет?
— Занятно… Я тоже не прочь взглянуть на шоу, — Савинков на секунду задумался и, приняв нелёгкое решение, спрятал браунинг в карман. — Идёмте, Гапон, я раздумал вас казнить. Ну же, расслабьтесь! Будем считать, что приговор утратил силу в связи с истечением срока давности.
Оставив за спиной молящегося Сульфата, двое недавних врагов пошагали напрямик через лес в сторону Немы. Чем ближе они подходили, тем надрывнее бередил душу колокольный набат. Истощив силы в борьбе с собой, Савинков рухнул на колени в грязь и истово пополз к Гапону, размазывая слёзы по щекам.
— Каюсь аз многогрешный! Прости ты меня, Христа ради, святый отче!!!
Но попу было не до пустяков — в следующий миг он уже сам долбился лбом об пень в пароксизмах религиозного рвения.
— Боже мой, но должен же быть выход! — прохрипел разбитым горлом зафиксированный в гипсе шарфюрер СС Макс фон Боль. Набат колокола третий час отдавался в его голове, высвобождая из подсознания помимо воли картины адовых мук и Страшного суда. На улице творилось невообразимое. Немские обыватели, оторвавшись от фернзейаппаратов и побросав привычные дела, сбились в стадо и, разорвав на себе одежды, бесновались под окнами. Многие хлестали себя по спине и плечам ремнями до крови, женщины выли и кликушествовали.
— Ведьму на костёр! — прорвался сквозь общий гул истошный вопль, тут же подхваченный сотней глоток. — Во имя Господа!
— Что ещё они затеяли? — спросил шарфюрер, усилием воли держа защитный колпак над собеседником.
Бургомистр Ботва несмело выглянул в окно.
— Зажигают. Чарушиху поволокли — покаялась, что совокуплялась с Сатаной.
— Маразм. Неужели в вашей дыре нет человека, владеющего навыками эгрегориальной защиты?
— Шо це за навыки?
— Ну, мистики, колдуны, экстрасенсы…
— Разве что фрау Грета… Но она в списке неблагонадёжных.
— Кто такая?
— Очень почтенная пожилая особа, занимается целительством. Вот только ходит слушок, что она сожительствует… — Ботва понизил голос до шёпота, — с самим Дерендяем!
— Да хоть с тойфелем лысым. Звоните, пускай сделает что-нибудь, и я выпишу ей пожизненный аусвайс на целительство.
— В том-то и беда, — бургомистр потянулся к телефону, — что у неё аусвайс, подписанный лично Адольфом Хитлером. А то бы давно сгнила в лагере…
ГЛАВА 32. ГУСЛИ-САМОГУДЫ
Да если с любовью и милосердием — всё можно. Только дурость должна быть во время этого спасения: если по-умному делать, ничего не получится… Дурости побольше!
С площади в поповский подвал доносился перестук топоров и крепкий, как осенние яблоки, матерок плотников, сколачивавших помост для виселицы. Левин прикрыл глаза и прислушался к себе: страха не было. Скорее нервное ожидание, сродни растрёпанным чувствам пассажира на перроне перед отправкой в неведомое…
— Эй, товарищ! — губ его коснулся округлый металлический предмет. — Причастился б ты…
Он открыл глаза — над ним склонилось плаксивое лицо Ефима Генералова с трясущимися щеками.
— Что вы мне суёте? — брезгливо отстранился Левин.
— Благодатный болт святого Атбросима! Когда церковь громили, я на всякий случай притырил.
— Ах, лижите сами ваш болт! — Левин отвернулся к стене. Но вскоре устыдился своей невольной грубости и спросил сокамерника: