— Вот те хрест! Мироныч! Покличь Дерендяя ко мне, мухой!
Вскоре подошёл и низко склонился перед господами белобрысый мужик с туповатым выражением на широком лице.
— Здоров, дядька Дерендяй! — демократично подал мужику два пальца Рябинин. — А где твоя девка водяная?
— Дак это… Святой отец себе посля обедни сразу и забрали.
— Атбросим, что ли? На кой она ему ляд?
— Сказал, плоть перебарывать. Посохом стучал, засудить грозился страшным судом — ну, мы и отдали… — наивно вздохнул мужик. — А девка была больно баская… Ножки-ручки нежные — словно бы и не мужичьих кровей… Жалко — умучают попы…
— Молчать, скот! — грохнул по столу кулаком охмелевший жандарм, на миг ощутив себя в душе либеральным просветителем. — Много на себя берут, мракобесы! Айда в монастырь — запрягай, Рябинин! Я буду не я, если не вызволим русалочку! Водяная девка, как все научные гипотезы, обязана проходить по линии МВД — на то есть секретная директива Государя!
Да коли я её живьём в Кунсткамеру — это ж сразу генеральский чин, европейская популярность… В Париж на выставку! А там и ко Двору представят… В «Ведомостях» пропишут: действительный статский советник Свинтидзе…
— Эх-ма — выручай, залётные! — бубенец бился под дугой, распугивая робких обитателей лесной глухомани… Вскоре бор расступился, и тройка на рысях вылетела в поле ржи. На пригорке сияли крестами золочёные маковки ближнего монастыря…
— Ну, Пуд Африканыч, не выдай! — отхлебнул из фляги полицмейстер. — Ты да я — вдвоём, понимаешь, сила! Отобьём у клерикалов русалочку — считай, подряд на железную дорогу твой… Надулмана с Пользнером по бороде мешалкой, хватит кормить инородцев…
Кстати, всё забываю спросить: а что, хвост у неё — и вправду рыбий?
ГЛАВА 40. СУМЕРКИ БОГОВ
— Понятия отчизны меня давным-давно не волнуют. Не надоело вам баснями питаться? А то я ещё парочку придумаю.
Спешно покинув виллу Рудольфа Штайнера, немецкие романтики поселились в уединённом пансионе на окраине Цюриха. Никакого пива — теперь, как никогда, пора брать судьбу за цугундер!
Сцену воскрешения богов требовалось обставить со всей помпой… Хитлер часами выслушивал донесения Боля о быте и нравах Рейха в новом тысячелетии. По совету Блюмкина они отправились к лучшему городскому портному Йошуа Шлахтеру, где с Адольфа и Германа была снята мерка. По достоинству оценив мундир шарфюрера СС, хвастливый Гёринг заказал себе такой же — но необъятно-широкий, нежно-бирюзового отлива, с обильным золотым шитьём и маршальскими звёздами. Хитлер ограничился скромной формой без знаков различия — лычки ефрейтора к делу явно не шли, а лишней мишуры он не любил…
Пока шился антураж, за Блюмкиным было установлено круглосуточное наблюдение, чтобы не дал дёру. Толстый Герман, оставленный в номере сторожить пленника, принялся его добродушно подначивать:
— Старина Боль говорит, вы работали палачом в ЧК. Неужели пытки безвинных жертв и впрямь могут доставлять удовольствие? Никогда этого не понимал…
— Безвинных жертв не бывает, — пожал плечами Блюмкин. — По закону кармы каждый получает своё, и никто не в силах искупить чужой грех. Любой палач по определению — слепое орудие судьбы.
— Не увиливайте! Речь о ваших личных мотивах. Вы что — садист по жизни?
— Я, как и вы с другом, в некотором роде стремлюсь к совершенству, — вздохнул Блюмкин. — А палач — трудная роль в человеческом театре, возможно, самая трудная. Но если подойти к ней полностью осознанно, не мучаясь расхожими комплексами вины, то никакой кармы не поимеешь, напротив. Любые выплески презрения и ненависти со стороны хнычущего социума подпитают тебя энергией по закону сообщающихся сосудов. Ведь в нашем иллюзорном мире материальна лишь мысль — действия при этом могут быть любые, они не важны. Безупречность мага — в осознании своей изначальной правоты.
— Слова истинного арийца, Исаев! — оценивающе глянул на него Гёринг. — Ваша мамочка, случаем, не привечала немецких колонистов?
— Вы, немцы, не любите евреев за то, что мы на вас чересчур похожи, — буркнул Блюмкин. — С той разницей, что мы не прочь иногда посмеяться над собой.
— Главное — не пытайтесь посмеяться над нами, — погрозил ему пальцем добряк. — Знаете, Ади излишне горяч в национальном вопросе, поэтому я заранее выговорил себе одну забавную привилегию… Хотите узнать, какую?
— Даже если бы не хотел, вы всё равно скажете.
— Кто еврей, а кто нет — решаю я! — самодовольно расхохотался Гёринг, хлопая себя по ляжкам. — Так что в ваших интересах доставить нас в 2012-й год в целости и сохранности. В случае успеха обещаю вам моё личное благоволение и уютное поместьице с замком… ну, скажем на Мальте. Не против стать мальтийским рыцарем, а, Янкель? Вам пойдёт… Мальта ведь входит во владения Рейха — там, в нашем с вами светлом будущем?